У каморки доктора рядом с лазаретом постоянно находилась вооруженная стража. Легура охраняли и никого не пускали к нему. Морион распорядился впускать только врачей без масок и еще пару человек, для остальных путь был закрыт. Верные Мориону солдаты, которым он очень хорошо платил, преграждали путь не только простой прислуге, но и дворянам, в том числе и самому Секажу. Тот был вынужден обратиться к королеве с жалобой, и кончилось тем, что Якко лично сопроводил его до постели Легура.

— Господин Легур, видит бог, я безумно рад, что вы в добром здравии! — пропел Секаж, усаживаясь на стул. — Я не мог навестить вас раньше, ибо мне помешали некоторые обстоятельства.

Он покосился на Мориона, который стоял тут же, скрестив на груди руки. Одет он был по-солдатски, чем забавлял Легура и ошеломлял придворных, привычных к его моднейшим и наироскошнейшим нарядам.

— Простите, господин судья, право, Морион перестарался. Это очевидно, но не удивительно, ибо как вы понимаете, на то были все основания. Я пренебрег своей безопасностью, за что и поплатился.

Айло сидел на кровати, спустив ноги на пол. На лице его темнели синяки и затянувшиеся ссадины. Он все еще был без рубашки — раны на спине до сих пор пылали, и ему приходилось принимать воздушные ванны круглые сутки. Доктора обрабатывали его багровые рубцы заживляющими растворами, делали компрессы, но Легур знал, что лучше воздуха не поможет ничто. Потому сидел полуголый в своей каморке и ждал выздоровления.

Секаж посмотрел на него исподлобья и усмехнулся.

— Кстати об этом. Я пришел к вам не с пустыми руками, но с вестью о том, что расследование преступления в отношении вас окончено. Все обвинения, выдвинутые против вас, сняты. Тот человек, что оклеветал вас и вынудил толпу напасть на вас, во всем признался. Неизвестные заплатили ему большую сумму за весь этот фокус, и за оговор и лжесвидетельство свое он дорого поплатится. Завтра палач сварит его заживо на той же площади, где все произошло.

Легур мрачно смотрел на судью.

— Я думал, публичные казни канули в небытие, — процедил он.

— О, королева была вне себя от волнения и гнева, когда узнала о случившемся. Она хочет, чтобы народ устрашился впредь вытворять подобное. Она и сейчас не находит себе места.

— Я заметил. Она навещала меня.

— Королева ценит вас и хочет покарать ваших обидчиков и напугать до дрожи тех, кто еще вздумает распускать о вас слухи.

— Как насчет покарать Джозара, который все это и устроил? – спросил Морион.

— Но ни один свидетель не указал на него! – вздохнул Секаж.

— Чем я не свидетель?

— Но вы не можете утверждать, что он сделал это лишь потому, что разражался бранью и угрозами в адрес господина Легура. Не так все просто, господин Морион.

Легур молчал. Секаж прокашлялся.

— Если вы переживаете за свою… э… репутацию, то смею вас уверить, я вполне доходчиво донес до всех, что обвинения против вас лживы, вы достойный мужчина и живете праведно.

— А что, у кого-то есть сомнения?  — медленно произнес Морион.

— Были, — развел руками судья. — Но повторюсь, я провел расследование самым тщательным образом и…

— То есть вы не только расследовали деяние клеветника, а попутно рылись в личной жизни господина Легура, надеясь откопать грязные подробности? Искали небось «жертв извращений», расспрашивали его друзей, не видали ли они, как он совращал кого-либо или домогался добропорядочных господ?

— Но это было необходимо! Мог бы я утверждать, что обвинения ложны, коль оно было бы не так? — судья криво оскалился, пожал плечами и покачал головой.

— Проще говоря, вы «на всякий случай» уничтожили репутацию уважаемого доктора, чтобы преступление клеветника выглядело еще интереснее?

Секаж укоризненно глянул на Мориона, с ненавистью уставившегося на судью.

— Господин хранитель казны, довольно драматизма. Не нагнетайте мрак, господин целитель и без того натерпелся, чтобы еще выслушивать здесь ваши тревожные и сомнительные соображения. Доброго вам вечера!

Легур натянуто улыбнулся и пожал Секажу руку. Когда тот покинул его комнату, он тяжело вздохнул и скользнул пальцами в густые волосы, потирая голову.

Морион уселся рядом, мрачно глядя в пол.

— Знаешь, Якко, вот живу я здесь. Служу своей стране, миджархии, королеве, — пробормотал доктор. — Не жалея сил, работаю и пытаюсь привнести в общество Гризая лучшее. Я плачу немалые налоги миджархии, отдаю деньги в казну, оплачивая и право жить здесь, и право здесь работать, и право столоваться, мыться и согреваться, а так же право находиться подле королевы, право на охрану своей жизни, оплачиваю налог на землю и свое имение, где живет моя мать, плачу налог на городскую стражу, на городские стены, городские праздники, налог на турниры, налог на судилища. Налог небуланцам за то, что я, тысяча крыс, гризаманец и проживаю в Гризае, что я гражданин государства-агрессора. Я плачу налоги своему государству, чтобы оно ненавидело меня, преследовало меня, боролось с такими как я. Рылось в моих вещах, моей жизни и моей свободе. Я оплачиваю расследования против себя самого. Стоит лишь один раз споткнуться, и вот ты из послушного покупателя своей свободы превращаешься в мишень для судьи. И с одной стороны это правильно, иначе ведь невозможно. Но… я пожертвовал всем, чтобы соответствовать идеальному образу гражданина Гризая. Чтобы стать лучшим врачом. Лучшим придворным. Я прожил столько лет, трясясь от страха. Всю свою молодость жался по углам, прячась за книгами. Лишь бы не подумали дурного. Я никогда не был собой. Я даже сам с собой наедине — чужак. Я не знаю кто я. Я только знаю, как вылечить чирей на мошонке у лорда Норрея, я знаю сколько налогов после новолунья я должен заплатить. А что я еще знаю? Ничего! Я ноль! Я пустота!

Он вскочил и зашагал по комнате. Якко ошеломленно следил за его передвижениями.

— Я делал всё! Я был идеален. Но, видимо, недостаточно. Моя миджархия не может защитить меня. Мой Гризай пожимает плечами. Если бы я не был так осторожен и не прятался словно побитая собака по углам, не зарывался в учебу, лишь бы не быть собой и не жить по-настоящему, то меня просто-напросто казнили бы. Пришли бы солдаты и добили меня тем же самым способом – секли бы до тех пор, пока плоть не разорвалась бы до костей. Что прегрешения Джозара – убийцы, манипулятора, насильника, лжеца, мятежника, — стоят против моего чудовищного проступка? Ведь я виновен в том, что никогда не смогу изгнать из себя, вырезать, выжечь, забыть! – он бил себя кулаками по голове и рвал на себе волосы.

Морион подскочил к нему и ухватил за запястья.

— Айло, хватит!

Он силой усадил доктора на кровать и всучил ему чашу с водой. Тот мигом осушил ее. Он тяжело дышал и смотрел в пол.

— Прости, я вел себя недопустимо. Мне, право, стыдно…

— Прекрати! Замолчи! — Морион схватил его за плечо. – Недопустимо то, что случилось с тобой. Недопустимо, что тебя унизили. Недопустимо, что ты пострадал! И я, — он ткнул большим пальцем себя в грудь, – я не смог защитить тебя. Как немощный дурак забился в угол, не зная как лучше поступить. Да, ты всегда был прав, называя меня болваном, я таков. Лебезил перед Джозаром, хотя надо было просто прикончить его. Придушить его хлыстом!

Айло фыркнул.

— Вот еще. Мараться об это ничтожество и думать не смей. Тебе давно пора было отвязаться от него, как я и говорил. Небезопасно расхаживать у него перед самым носом.

— Да здесь и жить уже небезопасно. Повсюду лжецы, предатели, доносчики. И эти голубятники… — Морион тяжко вздохнул. – Я проследил, как ты и просил. Голубей им привозят откуда-то с севера. Я пытался выследить, куда отправился голубятник, который тренировал птиц – так вот он поскакал в сторону Азурита. Я хотел преследовать его до конца, но уж не мог разорваться, мне необходимо быть здесь.

Айло кивнул.

— Помнишь, мы нашли в лесу близ Азурита странный металлический лаз под землю? Надо бы наведаться туда еще раз. Я уверен, что он как-то связан со всей этой историей. Итак, следующая моя цель – эта непонятная дыра в земле посреди дремучего азуритовского леса.

— До Азурита ли нам сейчас! – воскликнул Морион. – Коль нам угрожает сумасшедший мерзавец и мясник Джозар. Он ведь от нас не отстанет.

— Значит, надо бежать, — проговорил Легур.

— Куда?

— На север.

— Как это – на север? Неужто к Валлирою? Сомнительное укрытие.

— О нет, Якко. На север – за Черные горы.

Морион рассмеялся, но Легур был серьезен.

— Яд «Черный Носорог»  – невероятно грозное и жестокое оружие. Создавший его – могущественный человек. Он ловко контролирует численность населения Гризая, решает, кому жить, кому умереть. Вероятно, он гениальный медик. Сумасшедший – да, но и гениальный. Я хочу отыскать его. Я хочу встретиться с ним.

— Для чего же? – недоуменно спросил Якко.

— Я должен знать, друг мой, я должен знать, — пробормотал Легур. – Я должен понять. Зачем и кто. И неважно, что будет потом. Раскрыв эту тайну, я, пожалуй, смогу умереть спокойно. Она мучает меня, Якко, не дает спать. Недоумок ли я, которым пользовался Бонвенон, творивший свое черное дело под моим носом? Или все же я не слишком туп, чтобы докопаться до правды? Мне стыдно. Мне страшно. Меня раздирают чувства, Якко. Если я узнаю всё… смогу сбросить оковы. Я стану свободным. Мне душно здесь. Гризай сковывает меня, сжимает в тисках. Неведение и беспомощность уничтожают меня. Я устал.

Он повалился на кровать, уткнувшись лицом в подушку. Морион стоял, сочувственно глядя на худого бледного Айло, испещренного багровыми полосами. Он сжал кулаки.

Сидеть без дела было миджархийскому доктору совершенно нестерпимо. С большим трудом дождался он того момента, когда ходить с голой спиной больше не было необходимости. Он надел свободную рубаху, набросил легкую мантию и отправился на работу, которой всегда было невпроворот.

В первый же день в лазарет к нему потянулись пациенты. Они платили ему золотом, ведь то была высшая знать, не привычная кидать медяки докторам средней руки. Всех интересовало мнение Легура по самым разным поводам, зачастую оскорбительно глупым и незначительным. Некто даже попросил совета относительно здоровья своего коня.

Вскоре Айло понял, что некоторые заявились просто поглазеть на него и проведать, коль уж охрана пропускала к нему. Его оглядывали с головы до ног, поджимали губы, усмехались, витиевато сочувствовали, осведомлялись о здоровье, качали головами и цокали языками. Айло заметил во взгляде некоторых своих посетителей высокомерную снисходительность и некую ехидную недоверчивость. Словно он перестал быть главным целителем, но стал главным посмешищем Гризая.

После полудня к нему прибежал запыхавшийся слуга Мортигита, возвестивший о приближении лорда. Раздраженный Легур не проявил никакого восторга от предстоящей встречи с Мортигитом. Крайне противный ему и раньше, лорд совершенно упал в глазах доктора, связавшись с Джозаром.

— Что-то долго ковыляет ваш лорд, – ядовито заметил он.

— Так не сам идет он, господин, — пояснил слуга, — несут его.

— Несут? Неужто Мортигит вновь обожрался? Я предупреждал его сотни раз, я выписывал ему диеты, я говорил прямо и открыто, что ему нельзя прогонять через себя столько пищи.

— Он совсем плох, господин, — осторожно заметил слуга.

— Плох? Интересно.

Он приготовил хлопковые перчатки, надел чистый передник, завязал волосы в хвост и принялся протирать стол. Мортигита втащили в лазарет шестеро солдат. Они с невероятным трудом водрузили его на стол и покинули лазарет, утирая пот.

Лорд и впрямь выглядел плохо. Он то бледнел, то краснел и морщился от боли. На лбу блестела испарина, глаза были широко раскрыты. Он тяжело дышал, руки его дрожали.

— Добрый день, милорд, — процедил Легур. – Как ваше самочувствие?

— Сынок, помоги мне! – пропыхтел лорд, дотрагиваясь до локтя Легура. – Одна надежда у меня на тебя. Лишь ты один соображаешь, как и что у меня… как бы мне не сдохнуть, любезный Легур. Помоги, умоляю!

— А вы не боитесь лечиться у человека со столь сомнительной репутацией? Грязного извращенца, богопротивной твари? – Легур спешно расстёгивал роскошную одежду Мортигита, отбрасывая в сторону ремни, кошельки, кинжалы.

— Что? Что ты говоришь? – Мортигит с трудом понимал его.

— Неужели благочестивый Джозар не предупредил вас о том, что врач ваш – мужеложец извращенец? Как вы только можете терпеть мои грязные прикосновения?

— Ах, Айло, Айло! Прости горячность его. Вера, целомудрие и стремление к соблюдению всех писаний ведут его, порой, по ложному пути. Хотел он блага, не подумав о последствиях. Горяч он нравом и поспешен в деяниях. Таков его недостаток, но он так же богат и на достоинства.

Легур рассмеялся.

— Только не вздумайте их перечислять, милорд!

Лицо его вдруг стало серьезным. Он надел чистые хлопковые перчатки, пропитанные специальным отваром, и, задрав тунику лорда, принялся ощупывать его невероятный живот. Лорд громко застонал. Легур покачал головой. Хоть и был живот его всегда необъятен и шарообразен, он почувствовал своими ладонями огромную чужеродную массу, что поразила громадное брюхо Мортигита. Она выпирала сбоку, словно лорд проглотил рыцарский шлем.

— Эта скверна в вашем чреве — она не просто растет, милорд. Она разрывает ваши органы, давит и уничтожает кишки. Не в моей власти остановить ее. Это инородная плоть внутри плоти вашей. Она живет сама по себе и медленно сжирает вас. Она стала уже так велика, милорд, что боюсь, часы ваши сочтены. Она выдавит вас из вашего тела.

Мортигит тяжело дышал.

— Вынь её из меня, Айло, молю! Вынь её! Умоляю, милый мой друг! Что бы ни случилось — вынь этого демона из меня! Прямо сейчас. Нет мочи мне терпеть. Умоляю, приказываю – вырежи, Айло! Этот демон жрет меня изнутри, не могу я выносить этого. Избави тело мое от погани!

Легур мрачно посмотрел на лорда.

— Знаете, Мортигит, по наущению вашего Джозара, богатого на достоинства, мне перебили правую кисть. Как же мне оперировать вас теперь?

— О, глупец! Какой глупец! — Мортигит зажмурился. Из глаз его выкатились две маленькие слезы.

— Вот и забылись все достоинства, — вздохнул Легур. Он слушал пульс Мортигита и проверял сердцебиение.

— Я всегда знал, что ты достойный, честный, добродетельный человек, — простонал Мортигит. Грудь и живот его бурно вздымались. От боли он с трудом говорил. — Обвинения Джозара и то, как он подставил тебя — отвратительно. Я прошу прощения у тебя и за себя, и за него.

— Но самое отвратительное – то, в чем меня подозревали, верно? — спросил доктор. Он бережно поднял голову лорда и начал заливать ему в рот какую-то мутную жидкость. – В связях с мужчинами. Жуть, подумать только!

Мортигит закивал. Легур усмехнулся.

— Отвратительно то, что вы не посетили меня раньше. Я был ранен, шло расследование, Джозар отговаривал вас. Вот это все и есть самое отвратительное – чужая ненависть управляет вашей жизнью.

Мортигит обмяк. Он перестал чувствовать боль и не мог больше говорить. Он молча смотрел на Легура взглядом, исполненным благодарности и доверия.

— Я дал вам дурман и сейчас прооперирую вас. Вы уснете через несколько мгновений. Но видит бог, Мортигит, больше вы не проснетесь. Вы довели себя до ужасной участи. Вы шли к ней упрямо и уверенно. Так можете ли вы жаловаться? Спите же, милорд. Смерть ваша будет милосердна. Одно скажу — я сделаю все от меня зависящее, чтобы спасти вам жизнь. Это мой долг и я выполню его. Я не враг вам, я всегда лечил вас, прилагая все усилия и все свои знания.

Мортигит вновь уронил одинокую слезу.

— И хочу, чтоб вы напоследок знали, что то, в чем меня подозревали местные следователи — правда. И от этого руки мои грязнее не становятся, а мастерство не приуменьшается.

Легур наклонился к Мортигиту, слушая его дыхание. Тот слабо простонал. Лорд поднял руку, ухватился за ладонь Легура и пожал ее. После чего уснул.

Доктор подошел к боковой двери и сильно ударил по ней два раза кулаком.

Затем он вышел из лазарета в коридор и подозвал солдат и слугу.

— Лорду предстоит операция. Мне нужно три свидетеля.

Трое вошли с ним в лазарет, и в тот же момент из боковой двери вышли его лекари и Пазеро.

— В присутствии трех свидетелей личного окружения, трех медицинских свидетелей и духовенства,  — Легур указал на Пазеро, — по желанию лорда Мортигита я провожу операцию, чтобы извлечь скверную плоть из живота лорда. С полной уверенностью могу вам доложить, что лорд умрет еще до окончания операции, ибо скверна огромна и уже уничтожила многие его органы. Вырезав ее, я не спасу лорду жизнь. Но таково было желание лорда, а посему приступим же. И да прими его в свои объятия, Павший бог, и да вознеси его в звездные леса.

Он сделал надрез. Пазеро начал молитву. Лекари вокруг него собирали кровь и помогали разверзнуть чрево лорда, один из них вел записи. Огромная опухоль практически вырвалась из Мортигита, сопроводив свое появление обильным кровотечением. Легур выругался. Такое, разумеется, не поддавалось никакому лечению. Он извлекал комкастую массу из лорда, отсекая ее цепкие ветви от его тела. От внутренних органов Мортигита практически ничего не осталось. Его живот был похож на супницу с томатным супом, в котором плавали потроха.

Приди он раньше, мог бы Айло спасти его? Кто его знает. Доктор покачал головой. Эта болезнь была коварной. Она убивала жестоко и могла проявиться внезапно, могла мучить месяцами.

Мортигит не слушал предостережения, не пил лекарств, не придерживался диеты и изводил желудок гигантским количеством обильной жирной пищи, заливая ее бочками вина. Он не боролся! На какой конец он мог бы рассчитывать?

— Мертв, — изрек один из лекарей, дотронувшись до шеи Мортигита.

— Итак, лорд Мортигит скончался, — будничным тоном сообщил Легур, склоняясь над лордом, внезапно превратившимся из пациента в безжизненную плоть, бессмысленную и неподвижную. — Господа, прошу вас, продемонстрируйте свидетелям личного окружения то, что погубило лорда.

Лекарь, сообщивший о кончине Мортигита, схватил таз с опухолью и сунул его солдатам. Один из них пошатнулся, еле сдерживая рвотные позывы, второй зажмурился, третий отвернулся в сторону.

— Дождитесь, когда я приведу тело вашего господина в надлежащий вид, — строго напутствовал Легур, — после чего заберите его и доставьте в замок, где новый лорд Мортигит сможет проститься с отцом. Слугу отправьте к его жене, а одного из ваших — к королеве.

Так умер один из самых богатых и могущественных лордов Гризая. Искра погасла в нем, жизнь ушла, личность уничтожилась. Он стал огромной кучей мяса, пищей для червей. Легур тяжко вздохнул и стянул с себя передник и перчатки. Он сел в кресло и уставился в окно. Смерть пациента под его ножом всегда печалила его. Но отвратительный Мортигит. Глупый вояка, бряцавший оружием. Самолюбец, гордец и хвастун, обожавший роскошь. Ярый сторонник Джозара, обжора и пьяница… Легур швырнул перчатки в угол. Да пусть хоть сам Джозар!

Доктор взглянул на свои ладони. Угасла еще одна жизнь, надеявшаяся, цеплявшаяся за него, как за соломинку. А он что? Ничего он не мог поделать. Еще и наговорил человеку перед смертью разной ерунды. Да что он возомнил о себе?

Айло уронил голову на руки. Глаза его увлажнились. В Бездну всё!

Он покинул лазарет, громко хлопнув дверью.

Предыдущая глава

Следующая глава