29. Горящие головы

Процессия быстро продвигалась на восток. Тело Виса везли на найденной в Сенеспере повозке, обгоревшей по бокам, но все же целой и надежной. Корво давно убрался в Руго, прихватив обещанную часть золота.

Джокул и его собратья ехали по жаркому орминскому тракту, грязные, покусанные комарами, смердящие застарелой мазью и потом. Виса плотно обмотали тканью и мешковиной, забросали травой и листвой. Они везли его к Горе Единения, что была близ Ормино. Джокул вспомнил, что Вис был орминцем, и решил, что тот должен быть похоронен по местному обычаю, который тот уважал и превозносил.

Добирались они до горы долго, скакать без ночлега им пришлось не один день. Тело уже начало пахнуть, но Джокул не сдавался. Они ехали так быстро, как только могли, и лошадка, тащившая повозку, изо всех сил неслась по дороге, словно понимая важность своей миссии.

Они прибыли туда в полдень. Лошади были взмылены, люди изнурены. Джокул бросился вытаскивать тело Виса из повозки, и было оно тяжелым словно камень. Хуги вызвался помочь ему, но тот в одиночку взвалил тело на спину и начал восхождение на гору.

Дорога наверх была хорошо вытоптана, тысячи ног проходили здесь. Вот и Джокул со своими воинами медленно взбирались наверх. Жара утихла – возможно ее сдул прохладный горный ветер, возможно, таковой была скромная крассаражская зима.

Горой Единения называлась небольшая гряда к северу от Ормино. Окруженная редким лесом, сухая гористая местность с невероятно высокими отвесными скалами, откуда не раз уже срывались искатели приключений, привлекала толпы людей, желающих достойно похоронить своих близких. Здесь провожали в последний путь лордов, воинов и вообще всех, кто жил достойно и не совершал проступков, караемых законом и богами. В Ормино в землю зарывали лишь преступников и тех, кто умер безродным, одиноким или неопознанным.

Орминцы, как и жители Руго, помимо Павшего бога особо почитали Спиранта, бога ветра и покровителя птиц. Вот и на скалах, где совершали восхождение Джокул с собратьями, были выбиты многочисленные его изображения.

Вис был неимоверно тяжел. Ноги Джеки подгибались, во рту ужасно пересохло, спина ныла, руки дрожали. Но он упорно тащил тело солдата вверх. Все молча брели за ним. Никто не проронил ни слова, пока, наконец, они не очутились на утоптанной широкой площадке. От нее чуть вверх вела тропинка, оканчивающаяся уступом с постаментом для тела. Джокул водрузил туда Виса и без сил уселся у подножия постамента. Он скосил глаза вниз – высота была головокружительной. Где-то в стороне раздавались крики хищных птиц. Он вынул нож и, тяжело дыша, принялся разрезать мешковину, в которую был замотан его солдат. Освободив таким образом Виса, он оставил его распластанным на постаменте, а сам сбежал вниз по тропинке к своим людям.

Долго ждать не пришлось. Послышался громкий шелест крыльев, а следом –оглушительные вскрики. Небо потемнело – стая огромных бурых птиц воспарила над телом Виса. Они сделали несколько кругов над ним, а затем бросились терзать его. Они походили на орлов, но их большие красные клювы были более изогнуты и длинны, ими они быстро раздирали плоть мертвеца и поедали ее. Мощными лапами они расцарапывали тело, распарывали его и выдирали оттуда внутренности. Они отрывали его руки, ноги. С криками клевали голову, разбивали череп, дробили кости.

Они взметнулись вверх, на лету деля остатки добычи. В небесной выси над своими собратьями Вис был разодран на куски. От него не осталось ничего. Без следа он исчез, воссоединившись с животным миром.

Собратья Виса, задрав головы, во все глаза смотрели на удивительные «похороны». Никто не мог проронить и слова. Джокул, однако, провожал воина тихой песней.

 

Ты вырван был из звездного простора

Обрел дыхание и плотью обрастал.

И не спросив, тебя союз создал.

Обрек на жизнь. И ты пути искал

К той жизни, что бежит так скоро.

 

Ты сожалел о днях без достижений.

О славе, что при жизни не сыскал.

И что героем доблестным не стал.

Стыдился, прятался и чуда ждал.

И сам себя ругал, что ты не гений.

 

Не стал героем ты при жизни, воин.

Но это не конец, и путь ведет вперед.

Герой бессмертный, слава тебя ждет!

В дали, где меркнет небосвод,

Где вечной жизни, братец, ты достоин.

 

Утратил плоть, утратил дар движенья.

И растворился в мире естества.

На твоем прахе не взрастет трава.

Исчезло тело, но душа жива.

Отправилась тропой своих стремлений.

 

Пути желанного теперь ты стал достоин.

Ты ветром был, и с ветром улетел.

Помочь тебе так страстно я хотел

Но и подать руки я не успел.

Прощай, мой друг! Прощай, мой верный воин.

 

Покидая Гору Единения, Джокул вновь вспоминал один из вечеров в Синем замке, когда он спустился в семейный склеп и обнаружил, что его отец действительно воздвиг ему место вечного упокоения. На саркофаге были выбиты имя его и возраст, в котором он предполагаемо погиб. Джокул тогда уселся на тот саркофаг и, распивая вино и закусывая жареной бараниной, начал петь песни и смеяться. Радость от того, что он был жив тогда, сидя на собственной могиле, так будоражила его, что он раз за разом вспоминал тот склеп и свое имя на плите. И это отрезвляло его, давало сил. Пустая могила словно шептала – бессмертен, ты бессмертен! Не твое это место. Чужое, скорбное, скучное место. Беги отсюда!

И он бежал. Бежал вон от своей могилы, от своего замка и родных, терзавших его когтями недоверия, зависти, презрения.

 

Они остановились переночевать в небольшом городке Орамонт, раскинувшемся у подножия Горы Единения. Местный голова отлично понимал, что поток людей через Орамонт не прекратится никогда, на чем можно замечательно разбогатеть. Число трактиров, постоялых дворов, конюшен, трапезных для поминальных пиров превышало число таковых даже в гигантском городе Бейге. В Орамонте было все, чего желает душа путника, особенно похоронившего близкого человека. Грязных дешевых забегаловок не было здесь и в помине. Здесь все было дорого, но зато чисто, ладно и с умом сделано.

Джокул и его спутники заночевали на чудесном постоялом дворе, где никто не докучал расспросами, драками и пьяными сварами. К тому же там была небольшая баня. Стоило все это удовольствие немалых денег. Солдаты понимали, что у командира не осталось ни монера, что он отдал все до последней монеты Корво и Маллиберу, долю которого растащили разбойники. Они выложили все деньги, что у них были, чтобы оплатить проживание, уход за лошадьми да промочить горло в трактире. Есть было нечего. Зато все чудесно выспались, вымылись и отдохнули.

Джокул понимал положение дел. Есть хотели все, требовались и запасы в дорогу, и ни у кого не осталось ни краюшки самого черствого хлеба, и деньги нужны были прямо сейчас.

Поэтому Джеки вручил свой меч Дирану, вскочил на Доттир и в одиночку поскакал в Ормино, велев всем дожидаться его к утру.

 

Великолепный Ормино сиял своими позолоченными шпилями уже издалека. Стены его были монументальны и неприступны. Город горел металлом – всё кругом украшали блестящим покровом, желая показать роскошь и благополучие крассаражских золотодобытчиков. Улицы были очень широкими – раздолье для рыцарей, постоянно разъезжавших по городу. Площади были бескрайними словно поля, и очень людными – Ормино был густонаселен и оживлен. Огромные базары гудели словно ульи, там покупатель не слышал даже своих мыслей, а потому тратил деньги быстрее.

Чтобы войти в город, Джеки пришлось прямо под городскими стенами продать свой кинжал – и денег было достаточно, чтобы заплатить налог за вход и за лошадь.  Хитрый орминский привратник потребовал с Джокула плату за две лошади, поскольку Доттир имела две головы. С ним Джеки спорить не стал. Налог на меч он не платил, поскольку предусмотрительно оставил его в Орамонте.

Он ехал по уже знакомым, но давно забытым улицам, вспоминая, как впервые попал сюда с Аспином, который точно так же отдал тогда за Доттир двойную плату.

Он привязал свою кобылу у поилок и кинул последнюю монету конюху, чтобы он наполнил корыто и для Доттир. Сам же вытащил из сумки дудку, которую Стриго купил в Руго, и отправился на площадь.

Посреди площади располагалась гигантская виселица на высоком эшафоте. Джокул уселся на нижнюю балку сооружения и принялся играть на дудке. Поначалу мало кто обращал на него внимание — играл он нечто бессвязное, похожее на случайный набор нот, родившийся из-под рук новичка. Однако Джеки быстро приноравливался к инструменту, перебирая пальцами всё ловчее, да всё затейливее выписывая мелодию. Низкий тягучий звук постепенно привлек достаточно зевак, и вокруг Джеки вскоре собралась небольшая толпа. Он играл и играл, наблюдая как к его ногам падали монеты, после чего опустил дудку и запел, глядя на любопытных орминцев, обряженных во все оттенки желтого и оранжевого.

 

Мне матерью была гора

А дерево – отцом.

И вот у них родился я,

И рос я молодцом.

 

Я рос и рос, и все вокруг

Гордились страшной мной.

Ведь он растет, растет наш сын!

Уж с кустик вышиной.

 

И было любопытно мне

Что было бы со мной,

Если б расти я перестал

Ни лесом, ни горой.

 

Ведь все, что славили во мне —

Один лишь только рост.

Расти большим, расти лишь вверх,

Мой маленький прохвост!

 

Мать говорила мне всегда –

Будь мощен как гора.

И хоть мне с места ни сойти,

Крепка я и мудра.

 

Отец твердил: расти сынок,

Весь смысл – лишь вверх расти.

А чтоб не падать, помощнее

Корни ты пусти.

 

Имел он тысячу ветвей

И тысячу корней.

Был ростом выше многих гор,

И многих гор мудрей.

 

И сотни птиц валились ниц,

Гнездились в нем они.

И зверь бежал к его корням

Блаженствовать в тени.

 

Смотри же, сын, на мощь мою,

И становись же мной.

И будешь так же укрывать

Ты страждущих собой.

 

И будешь славен и любим

За мощь и стать свою.

И сотни песен на ветвях

Нам птицы запоют.

 

И ветер будет овевать,

Ласкать твою листву.

И солнце будет согревать

Сверхпрочную кору.

 

Но я задумался: куда

Уходит солнца свет?

И ветер улетает вдаль,

И птиц здесь больше нет.

 

Они уходят, но куда?

Хотел бы я постичь.

Хочу как птица я летать,

Хочу иметь свой клич!

 

Что толку обрастать корой,

Пуская корни в дно?

Что толку без конца расти,

На месте на одном?

 

Расти ты можешь до небес,

Но толк от роста мал.

Придет крестьянин с топором –

И твой конец настал.

 

Я сделал шаг и потерял

Устойчивость и рост.

Рукой взмахнул и полетел,

И вот я здесь, ваш гость!

 

Толпа вокруг росла. Люди спешили поглазеть на гризаманца, распевавшего песни на орминской виселице. Джокул забрался на самый верх и пел уже оттуда. Его звучный голос вонзался в уши точно бодрящая музыка, и очарованные ярким артистом люди восторженно хлопали, свистели и требовали еще. Джеки же не спешил выполнять их просьбы. Он скакал по виселице, выплясывал и смеялся, протягивая вперед пустые ладони.

Тогда к подножью виселицы вновь потекли деньги. Кидали и золотые монеты. Джеки схватил веревку с петлёй, свисавшую достаточно низко с одной из балок, уселся в петлю как на качели и, раскачиваясь, принялся исполнять новую песню.

 

Чем мы отличны от зверей?

Неужто тем, что мы умней?

Но дрессированный козел

Давно нас в танцах превзошел,

Пять дрессированных ворон

Мудрей семи людских корон.

 

Мне скажут — воля! Доброта!

Смех, чувство юмора, мечта!

Ну да, ну да, ну да, ну да.

Но что-то мало, господа.

Вы все равно как стая львов,

Как стадо доеных коров.

 

И хоть идет двадцатый век,

Всё ж не свободен человек.

Принадлежите вы верхам,

Принадлежите вы богам.

Сосед соседу гадить рад —

Вам ваши гильдии велят.

 

Лелея общество своё,

Людей сжигаете живьём.

Все ради общества отдать!

И хоть кишки свои продать —

Всё тяга к стае, к большинству.

Не тяга к личности, уму.

 

Священны звёзды и леса,

Попона, гульфик, колбаса…

Вся жизнь подчинена богам,

Хоть отвечать за вас лишь вам.

Довольно о свободе петь!

Давно пора ее ХОТЕТЬ.

 

Склонять затылок, жить в квартале,

Куда и носа не совали

Глупцы другого ремесла.

Остерегись, коль жизнь мила!

А знать всё ползает у трона,

Где их любимая корона

Следит за тем как лорды пьют

И после жен по мордам бьют.

 

Что вам велит медведь:

Лежать или сидеть

Петь или умереть.

Чего еще хотеть?

Довольно крепко спать,

Пора уже решать:

Молиться, пить и ждать?

Бежать, кричать, искать?

 

На площади собралась громадная толпа. Странный гризаманец с чудесным голосом и дерзкими манерами моментально стал новостью номер один в округе. Горожане выпивали, слушая нахальные куплеты, гоготали и требовали еще, швыряя деньги. Городская стража подозрительно поглядывала на него, однако народ приветствовал Джокула, и он отплясывал на виселице, прекрасно зная, что обожающая толпа никогда не даст в обиду своего любимца.

Пару часов он оглашал окрестности, возбуждая любопытство не только простых горожан, но и знати – к его ногам бросили несколько кошельков, а один слуга взобрался на виселицу и передал приглашение явиться в дом какого-то богача, но Джеки лишь рассмеялся. В конце концов, он раскланялся, сгреб груду денег в свою здоровенную сумку и отправился восвояси. Он с трудом протискивался сквозь свою публику – многие норовили пожать ему руку или хлопнуть по плечу. Женщины совали ему еду и выпивку, он охотно принимал подарки и складывал в сумку.

 

Он принялся отвязывать Доттир, но вдруг услышал за своей спиной медленные хлопки. Джеки взглянул на соседнее крыльцо и покачал головой — прислонившись к дверному косяку, улыбаясь и рукоплеща, на крыльце скобяной лавки стоял Глэзи Аспин.

— А ты, значит, теперь обретаешься здесь? – спросил Джеки, продолжая возиться с Доттир.

— О нет, что ты, — возразил Глэзи. Он спустился с крыльца и подошел к нему. – Кто-то ведь должен присматривать за тобой в Ормино, пока ты один, чтоб ты не наделал глупостей. В прошлый раз ты влип в страшные неприятности, если помнишь.

Джокул оглядел его и усмехнулся. Глэзи был великолепно разодет, такой наряд отыскал для него Джеки в Синем замке – на нем был серый дублет с золотыми заклепками и вышитыми соснами, раскинувшими ветви во всю грудину, зеленая рубаха и длинные кожаные наручи. Лицо, однако, было бледным, сероватого оттенка, а вместо румянца на щеках темнели сизые пятна.

— С глупостями покончено, Глэзи. Давным-давно.

— Но что это сейчас было? Ты попрошайничал на улице вместо того, чтобы предстать перед орминским миджархом, назвать свой титул и фамилию и заручиться его поддержкой.

— А это, стало быть, не попрошайничество? – рассмеялся Джеки. – Я неплохо заработал, позабавив простых горожан. Это не хуже, чем унижаться перед надменными мордами местной знати.

— Все тот же гордец. Кстати, не ты ли давеча высокомерно отвечал миджарху Акеронти, что не зарабатываешь пением на жизнь?

— Случается всякое. Иногда приходится и дерьмо жрать, чтобы выжить, хоть и не питаешься им в будние дни. Да и вообще, такова жизнь, что мы говорим одно, после чего делаем другое. Высокопарно страдать, следуя своим непоколебимым принципам это, разумеется, красиво. Разумно ли? Не всегда.

Глэзи хмыкнул.

— Ты еще не забыл, чему я учил тебя?

— Ни в коем случае. Но теперь я сам себе учитель. Я совершаю ошибки и это прекрасно. Осознавая эти свои ошибки, я освобождаюсь, сбрасываю оковы упрямства и сумасбродства.

— Ты еще так молод… и почему же ты не взрослеешь, не стареешь? Ты не меняешься, Джеки. Это не страшит тебя?

— Почему это должно страшить меня? – он уселся верхом и протянул Глэзи руку. Тот вскарабкался на Доттир и уселся позади.

— Это странно, Джеки. Всё в этом мире становится старше, меняется со временем. Ты должен быть частью мира, иначе он отторгнет тебя. Необходимо развиваться, набираться мудрости, иначе пропадешь. Раз ты сам себе учитель, ты должен направлять себя, не потакая страстям и порывам, намеренно совершая ошибки.

— Глэзи, как же ты любишь брюзжать, — простонал Джокул. – Ты всегда бубнил мне в ухо какие-то прописные истины. И половину из них ты сам же и не принимал, сам же и не соблюдал и не верил в них. Так зачем же? Почему?

Аспин улыбнулся.

— Я должен был. Ты был молод, вспыльчив и строптив, и мог пропасть, опуститься и затеряться в грязи. Я хотел уберечь тебя. Я ведь многое тебе говорил, не только лишь нравоучения лились из моих уст. Ты сам выбрал то, что тебе по нраву, отсеивая то, что не мог принять. Так оно и должно быть, так оно и случилось – ты вылепил себя сам из того, что я предлагал тебе.

Они некоторое время ехали молча. Джокул осматривал город, Глэзи насвистывал, глядя в небо.

— Помнишь ту орминскую девицу? Ты чуть не побил меня из-за нее.

— Конечно, — недовольно протянул Джеки. – Ты самым наглым образом отнял ее у меня. Это было совершенно не по-дружески. Да и была она слишком хороша для тебя.

— Это ты самым наглым образом проиграл в кости мой лучший кинжал, бессовестный Джеки, — усмехнулся Глэзи. – Тебя нужно было слегка проучить.

— Пока ты развлекался при дворе проклятого орминца, мне пришлось прозябать в том трактире и дохнуть со скуки.

— Ты сам не явился ко двору.

— Мне тогда опостылели эти дворы.

— Надеюсь, сейчас ты бросил это дело? Бесконечно зарываться в грязь, демонстративно и нагло обмазывая себя отчуждением и гордыней?

— Да.

Джокул хмуро смотрел вперед. Они покидали Ормино. Наступала ночь. Выехав из города, он обернулся, намереваясь завести с Глэзи новый разговор, и вздрогнул – у его плеча мелькнула темная ухмыляющаяся морда носорога, обдав жаром его щеку. Позади никого не было.

Он ехал верхом один. Лицо его было усталым, печальным. Он ссутулился и опустил плечи. Сидя верхом на громадной Доттир, он сам себе показался маленьким, жалким и одиноким.

Бескрайняя ночь блистала над ним, звезды бесконечным ковром раскинулись в темном дремучем небе. Шум большого города был слышен и здесь – многочисленные всадники, бряцающие оружием и громко гогочущие на крассаражском языке, сновали повсюду, словно бы здесь проходил турнир. На Джеки опасливо косились и объезжали стороной, долго оглядываясь на необычного всадника. Никто, однако, не заговорил с ним, не приставал с дерзновенными просьбами и не предлагал сомнительных удовольствий. Джокул обернулся и в последний раз посмотрел на Ормино, после чего тронул пятками бока Доттир, и та резво пустилась по дороге. Вскоре они летели бешеным галопом до Орамонта. Скорость, которую развивала Доттир, грохот ее копыт могли испугать кого угодно, и встречные запоздалые странники в ужасе шарахались в стороны, заметив черный вихрь на своем пути.

 

Утром, спустившись вниз, солдаты обнаружили, что посреди трактирного зала стоит стол, заваленный едой. Хмурый трактирщик и его недовольные кухарки все накрывали на стол, уставляя его блюдами да кувшинами. Прибывший ночью Джеки заказал на утро трапезу на тридцать две персоны, посему хозяева заведения еле передвигали ноги. Плата за столь обильный завтрак, однако, была щедра и даже завышена, посему они беспрекословно обслуживали своих гостей, радостно набросившихся на еду как голодные волки на раненного оленя.

Джокул встретил своих собратьев, широко улыбаясь. Он успел соскучиться по их компании, поэтому искренне радовался и смеялся, небрежно развалившись во главе стола, задрав ноги, и рассказывал подробности своей поездки. Стриго гордился, что дудка, которую он приобрел в Руго, оказалась столь полезна, в отличие от барахла, что понабрали остальные. Но Гэри возразил ему, сообщив, что вчера перед сном единолично сожрал свой купленный в Руго чеснок, честно предложив его остальным. Никто, однако, не захотел такого удовольствия, поэтому Гэри пожал плечами и насытился им в одиночестве.

Они кутили много часов. Все они осознавали — этот пир, что закатил им Джокул, для многих был последним. Впереди на пути их больше не ждало ничего хорошего. Перейдя через болота, они попадут в Южную Небулу, в которой, как говорил раньше Ралли, что ни шаг, то кошмар. Многие чувствовали нутром странный тревожный холодок, который словно предупреждал их о скорой смерти. Их мучали предчувствия и сожаление об удовольствиях жизни, которые вскоре будут безвозвратно утрачены. И им хотелось, чтобы этот пир никогда не кончался. Они сидели за длинным прямоугольным столом с Джокулом во главе и радостно поглощали недурную стряпню и много, очень много выпивки.

Все смеялись, неумолчно галдели и никак не могли да не хотели успокоиться и вздремнуть после пирушки перед дальней дорогой. Хотелось вечно так сидеть, глядя на лица, давно уж ставшие родными. Среди табачного дыма и винной испарины не было видно ни одного грустного лица. Хуги смеялся, зажав трубку в зубах и поглядывая на Дирана, который, как обычно, рассказывал о курьезах своих развязных похождений, и на этот раз во всё горло вещал всем о чудесном борделе в родном Бейге, где крассаражек заставляли мазаться серебрянной краской, чтобы выдать их за небуланок, и как взбешенные испачканные посетители потребовали возместить порчу костюмов. Гэри, опять где-то раздобывший грибов, вероятно еще в Руго, с восторгом разглядывал свои руки и сидящую рядом Рифис, казавшуюся ему сиреневой и многоглазой. Сейм не спешила вон из-за стола, прихватив очередного охотника насладиться уединением, она о чем-то тихо беседовала со Стриго, и тот лучезарно улыбался ей в ответ.

Постепенно все надрались до потери сознания. Джокула тоже мотало из стороны в сторону. Выползая из-за стола, он заметил, что за соседним столиком сидит знакомая фигура. Прищурившись, он постепенно разобрал родные черты и понял, что это был Аспин, попивающий из кубка. Одет он был в то же, в чем ходил в Гиацинтуме – обычную солдатскую одежду. Из-за сбившихся в кучу глаз Джокул не мог разглядеть его лица, но был абсолютно уверен, что вновь встретил Глэзи Аспина. Тот приветственно приподнял кубок и осушил его. Рядом с ним за столом сидел некто огромный, темный и косматый словно столп дыма. Различим был лишь гигантский рог и большая когтистая лапа с бутылкой вина. Джеки махнул рукой, словно отгоняя от себя пугающее видение и пытаясь смазать его изображение из реальности. Глэзи пожал плечами, встал и направился к выходу, темное пятно проследовало за ним. Джокул, одумавшись, вскричал «Постой!», бросился за ними, но споткнулся, упал и провалялся под столом до самой ночи.

 

В полдень следующего дня они были уже в пути на запад. Погода была нежаркая, им в спины дул ветер, небо нависало серым полотном, солнца было не видать.

Джокул и его собратья толпой скакали по дороге к Руго, но в сам город не вошли. Повернув южнее по тракту, прибыли они в Черизу, небольшой городок, принадлежавший округу Руго. Крепость Чериза была последним населенным пунктом на их пути. Западнее начиналась Южная Небула, и отправиться туда можно было лишь пешком.

Сердце Джеки изнывало – оставить любимую Доттир в Черизе было необходимо, но невероятно тяжело. Он хорошо знал первоклассные конюшни Черизы, где за плату лошадей буквально облизывали с головы до ног. Черизские скакуны славились по всему западу благодаря местному голове, который страстно увлекался коневодством.

Там их помнили. Такую красавицу не забудешь – говорили конюхи, поглаживая Доттир. Джокул щедро оплатил долгую передержку за себя и за всех своих людей. Не забыл он и отправить письма в Небуломон и Синий замок с вестями о себе и некоторыми указаниями. На этом деньги опять кончились.

В одно мгновение они стали пешим отрядом. Взвалив на себя свою нехитрую поклажу, они покинули стены Черизы и двинулись по бездорожью на запад. Крепостная стража смотрела на них как на сумасшедших, ведь они шли прямиком к Смрадным болотам, что были еще ужаснее, чем те, где стояла Сенеспера.

 

Больше месяца плелись они по болотам. Джеки, Стриго и еще несколько человек бывали здесь раньше и вели отряд по прежним стоянкам, где можно было передохнуть и заночевать.

На первый взгляд болота походили на обыкновенный лес, но только вот не трава заманчиво зеленела меж зарослей, а трясина, поросшая ряской. Не песок белел меж косматыми кочками – то была топь, отражающая светлое небо. Редкие надежные холмы были обозначены столбиками, оставленными еще Аспином.

Насекомых здесь были тучи. Мертвый лес казался теперь им ерундовым приключением – комары, слепни и жуки здесь были зверски голодны и невероятно огромны. Они низко гудели, врезались в людей, ползали по ним, норовили присосаться к нежной их плоти.

Все, включая Вазиса, были с ног до головы экипированы сетями и в два слоя натерты мазью, отчего их кожа стала совсем зеленой. Эти меры помогали, но случались и досадные происшествия – насекомые заползали под сети, одежду, находили немазаные места и вгрызались в тела солдат. Покусанных лечили и вновь двигались вперед.

Джокул помнил тот ужасный первый раз, когда они вместе с Глэзи и его отрядом продвигались вслепую, пробуя местность «на зуб». Люди тонули, умирали от укусов и нападения хищников. Джеки тогда тоже досталось, и Аспин три дня лечил ужасные укусы слепней, атаковавших его затылок.

Насекомые были не единственными обитателями болот. Помимо обычных лесных животных и птиц, выбегавших к топям поживиться чем-нибудь, в заболоченных зарослях притаились гигантские змеи. Джокул много раз поднимал руку, и все замирали, словно бездыханные, чтобы тихо наблюдать движение черных, блестящих и толстых как бревна тел, бесшумно скользивших по мокрой местности. Змеи наводили на отряд неимоверный ужас. Ночами людям казалось, что отовсюду за ними следят огромные змеиные глаза, и многие так и не спали все путешествие, трясясь от страха. Рифис каждый раз пронизывал холодок, когда она видела тучные склизкие кольца, торчащие между лохматыми кочками. Иногда ей казалось, что бревна, беспорядочно валяющиеся в топях, это замершие перед броском змеи. Повсюду они мерещились ей до самого конца пути через болота.

Сопровождали людей, блуждающих в гиблых болотах, и ядовитые испарения, от которых многие мучились головными болями да носовыми кровотечениями. Джокул постоянно истекал кровью, как и Диран. Они вместе хлюпали носами и утирали лица тряпьем.

Воду они берегли, как только могли. Омыться никто не мог и помыслить, поэтому зеленые, окровавленные, пропахшие дымом костров и смрадом болот, люди шли дальше.

Все жаждали поскорее выйти к берегам Флустрадо – огромного притока реки Рорадо. Люди грезили о прохладных чистых водах, которых они вот-вот достигнут. Осталось немного. Еще совсем немного.

И наконец все дружно выдохнули, выбравшись из топей — они прошли болота невредимыми, и Джокул широко улыбался, радуясь этому замечательному факту. Измученные, но живые солдаты его воодушевленно шагали за командиром, указывающим им путь. Под ногами уже довольно долго ощущалась твердь — надежная, прочная, жесткая земля, на которой и топнуть не страшно, и так легко и радостно шагалось, хоть прыгай. На радостях отряд немного заплутал, потому что указатели Аспина исчезли, но, видимо, в них больше не было необходимости.

Лес окреп, поредел. Они шли быстро, почти бежали. Внутренним чутьем они уже ощущали близость реки, хотя той не было ни видно, ни слышно за стеной леса.

На этой местности у них случился настоящий пир, – Рифис подстрелила оленя, и он был немедленно зажарен и съеден, а остатки упакованы и рассованы по сумкам. Стриго показал тот же трюк, что демонстрировал и раньше – он надрезал стволы каких-то деревьев кинжалом и собирал сочившийся из отверстий сок, который всем пришелся по вкусу.

Так весьма благополучно они прошли Смрадные болота и добрались до Флустрадо, где, испытав настоящий экстаз, прямо в одежде бросались в ее свежие стремительные воды. Берега были усеяны галькой и здесь же встречались большие гранитные глыбы – к югу начиналась скалистая местность.

Хуги сидел на камне и, щурясь от солнца, смотрел на противоположный берег. Ну, вот и все. Пересечь Флустрадо и оказаться в Проклятых лесах. Мог ли он когда-либо заикнуться о таком? Он оказался на самом краю мира. Так далеко от своей прежней затхлой каморки, где он рассказывал Барди, как было бы чудесно отправиться в странствие на север к горам. Еще то расстояние казалось ему тогда невероятным. О подобных же далях он не мог и мечтать. Все эти названия городов, рек ни о чем ему тогда не говорили, они словно были из другого мира, попасть в который не представлялось никакой возможности. Хуги казалось, что он видит сам себя на карте, что он стал точкой, обозначающей некое важное место. Он будто обрел сам для себя значение, стал что-то собой представлять. И все эти люди кругом тоже стали что-то значить для него. Каждый из них был ему небезразличен. Целая толпа народу! Это ли не чудо? Чтобы почувствовать это, он должен был пройти полмира. Чтобы узнать каково это – иметь свое общество, свое право и место в этом мире, что-то значить для себя и для других.

Теперь домик в Небуломоне не представлял для него такого принципиального значения. Он больше не цеплялся за него как за спасительный якорь. Ему хотелось туда вернуться, но это было скорее чувством обретения родного дома. Когда знаешь, что дом всегда ждет тебя, но мир так огромен, важен и интересен, что глупо было бы не осмотреться по сторонам и не пройти по земле, что столь богата на чудеса и красоту.

Хуги стало легче дышать. Он чувствовал себя излечившимся и с благодарностью смотрел на Джокула, который в реке вместе с Сейм отдирал от Вазиса мазь и комья грязи. Рифис, раскладывала мокрую выстиранную одежду на камнях рядом с Хуги, и намекала, что пора бы и ему привести себя в порядок. Диран, Гэри и остальные валялись на берегу и ждали, когда же костровые разведут огонь. Стриго указывал на противоположный берег и куда-то на север, и громко объяснял что-то своим солдатам, стараясь перекричать шум воды, бившей по прибрежным камням. Севернее находилась переправа, и завтра они перейдут Флустрадо, широкую и бурную реку.

 

Переправлялись через реку они довольно долго. Чуть севернее от их лагеря была отмель, где вода доходила до колена. Однако иногда люди проваливались и по шею — приходилось плыть. Вещи они тащили за собой на плоту, который быстро соорудили солдаты Гэри. Течение было быстрое, поэтому без островков отмели им было бы очень трудно преодолеть стремительную Флустрадо. Река была широкой, поток постоянно сносил людей и плот в сторону от мелководья, поэтому переправа заняла некоторое время.

На другом берегу сразу к воде подступал лес. Почва здесь почему-то была намного теплее, чем в других встречаемых ими местах. Хуги удивленно приложил ладонь к земле.

— Валли, почему так?

Джокул загадочно улыбнулся.

— Скоро узнаем, Хуги, скоро узнаем.

— Чем глубже в Проклятый лес, тем теплее, — пожал плечами Стриго. – Но у Черных гор холодно. Кто его знает, почему. Здесь все странное, ты скоро в этом убедишься.

— Если жив останешься, — буркнул Боориш.

— Останусь, не сомневайся, — хмыкнул Хуги. — И тебя отсюда вытащу живым.

Травы здесь не росли. Голая и твёрдая почва на берегу была красной, глинистой, но когда они углубились в лес, стала черной. Это было странно и пугающе, однако торный путь всё же радовал усталые от вязких мхов и трав ноги. Деревья поначалу встречались самого обыкновенного размера, однако причудливых видов и форм, стволы их изгибались, корни вздымались, словно исполняли какой-то диковинный танец.

Было тихо. Лишь иногда тишину разрывали жуткие крики и звуки, похожие на стон, исполненный страдания.

— Что это? — в ужасе прошептал один из лучников.

— Птицы, дорогуша, — ответила Сейм, ободряюще похлопав парня по плечу.

Они продвигались все дальше и дальше, деревья возвышались над ними все сильнее, нависая своими корнями, словно городскими арками. Вскоре стволы их стали столь необъятны и высоки, что крон их и вовсе не было видно.

Было темно. Солнечный свет почти не проникал сюда. Горячая черная земля под ногами растворилась во мгле. Стриго выругался. Теперь не были заметны следы животных, и что самое скверное — сами животные, которые превосходно чувствовали себя в темноте. Если стволы деревьев еще были различимы, то в корнях была вечная ночь.

Им предстояло идти по такому мрачному и страшному лесу не один месяц. Сердце Рифис упало — более безысходное место трудно было себе представить. Самая настоящая Бездна…

Они продвигались молча, прислушиваясь к любому шороху. Несколько недель они шли без происшествий, ночуя во «дворцах» из корней и окружив себя кострами. Вазис постоянно рычал и скулил, шерсть у него на загривке вставала дыбом. Он почти не спал, был все время начеку, встревоженно прислушиваясь к странным шорохам и вздохам в мрачной тишине.

Несколько раз встречались им странные животные. Они были огромны и недвижимы, будто и сами были высечены из дерева. Гигантские твари, похожие на лосей с невероятно огромными рогами, покрытыми ранами и гноем, медленно обгладывали деревья, сдирая кору острыми клыками, которые выпирали из их пастей как зубы бобров.

Вскоре стало намного светлее, лес поредел, но Джокул наоборот еще больше встревожился и все время поглядывал наверх.

— Приближаемся к Руконогу, — сказал ему Стриго. Джокул кивнул.

Они стремительно бежали, шныряя меж корней, словно крысы, прячущиеся от дневного света.

Перебегая расстояние до очередного дерева, они уже почти выдохнули, как вдруг их настиг сильный порыв ветра и громкий хлопок. Раздался душераздирающий вопль — гигантская серая птица камнем упала на их отряд и с оглушительным клёкотом взметнулась ввысь, вцепившись когтями в одного из солдат. Он надрывно кричал, призывая своего капитана, своего командира, но никто не мог ничего поделать. Лучники попытались сбить птицу, но она так быстро набрала высоту, что это стало бесполезной тратой стрел — собрата было уже не спасти, падение его было бы смертельным. Стриго натянул тетиву, зорко прицелился и выстрелил. Крики смолкли. Стрела пронзила его лучника, даруя быструю смерть.

Они бросились вперед, но не всем удалось вовремя добраться до укрытия. Ученик Сейм с криками взмыл в небеса — страшные птичьи когти вспороли его тело, крепко вцепившись в добычу. Стриго застрелил и его, и птицу – они врезались в дерево и застряли на обломанных сучьях.

Они добрались до спасительных корней и сразу же бросились наземь. Птицы оглушительно кричали где-то в вышине, очевидно сражаясь за добычу. Их было великое множество, и лесной покой долго еще терзал резкий кровожадный гвалт. Все тряслись от ужаса и ненависти, сжимая оружие. Те самые чудовища, о которых говорил Ралли… теперь они знают, что явились люди, теперь лес вкусил их крови и будет следить за ними, облизываясь, подкрадываясь, дыша в затылок.

Через четыре дня местность изменилась – прежде ровная земля теперь бугрилась, деревья единообразно изгибались, словно чья-то злая магическая воля приказала им исполнить некий змеиный танец.

Они вышли на пустошь, где неожиданно возник редкий кустарник, который ощипывали какие-то странные лохматые животные, похожие на большущих грызунов с лапами, напоминавшими копыта, и с длинными хвостами. Они были не слишком огромны, выглядели не особенно угрожающе, поэтому лучники довольно быстро расправились с ними, добыв для всех неплохой ужин.

На следующий день к вечеру отряд достиг, наконец, того самого места, что Стриго называл Руконогом. Посреди обширной прогалины одиноко росло голое дерево безо всякой листвы. Земля вокруг была покрыта вязкой черной слякотью. Гигантское дерево предстало в самом невероятном виде из всех возможных. Ствол и ветви были абсолютно черными, но больше всего поражало не это  — на конце каждой ветви, толстой и изогнутой, была искусно вырезана или, может быть, искусно приделана правая кисть руки, словно это и не ветви были, а огромные ручищи, растопырившие пальцы – великое множество рук. Вздымающиеся над землей корни дерева оканчивались стопами, так же потрясающе живо высеченными и в беспорядке пляшущими во все стороны.

— Кто это сделал? — пораженно пробормотала Рифис.

— Кто бы ни сделал, лучше держаться от него подальше, — ответила Сейм. – Совершенная жуть.

— Валли, в прошлый раз этого не было! — воскликнул Стриго, указывая на ствол. На черной коре виднелся бурый след от ножа, вырезанный символ многие видели впервые — примитивно изображенный человек, у которого вместо головы устремлялся вверх длинный треугольник.

Джокул вместо ответа обнажил меч. Он был встревожен, но когда повернулся к людям, они увидели в его взгляде лишь невозмутимость и холодную ярость.

— Что это значит? Что происходит?

Солдаты последовали его примеру, прижались спинами к дереву и подняли оружие, засыпая командира вопросами. Стриго хмуро смотрел на Джеки.

— Здесь проходили люди, — медленно произнес тот, вглядываясь в сумеречные окрестности, — встречи с которыми я надеялся избежать в своей жизни. Они, возможно, были здесь и раньше, но нам с Глэзи посчастливилось тогда не встретиться с ними. И этот знак оставлен для нас. В качестве привета.

— Шерцепоклонники, — заключил Стриго. – Черные носорожьи фанатики.

Хуги выругался. Он прекрасно знал кто это такие. Однажды ему довелось казнить такого человека. И пока Хуги медленно сдирал с него кожу, тот хохотал и стонал от наслаждения приближающейся смертью, не прекращая славить великого черного носорога. Хуги содрогнулся. Ведь одно дело, когда фанатик связан и беспомощен, и ты властвуешь над ним словно бог, и совсем другое — быть с ними на равных, с целым войском исступленных, отчаянных носорожьих поклонников, для которых боль – верный спутник, друг и учитель.

Рифис вынула стрелу, прижалась спиной к спине Хуги, и натянула тетиву.

Было тихо. Поблизости ничто не намекало на присутствие человека. Рисунок на дереве, однако, был настолько свеж, будто был выполнен за несколько мгновений до их появления. А значит, противник знал об их отряде. Не мог не знать.

— Это же фанатики, — пробормотала Сейм. – Они и не люди, они лишь выглядят как мы, на самом деле в зверской жестокости своей они не знают себе равных. У них есть лишь один бог — носорог. Ему они и служат.

— Они поедают человеческую плоть, — прошептал Гэри. — Других людей и сами себя.

— Аспин рассказывал мне о них, — вторил им Стриго. — Они поджигают себя, чтобы увидеть предсказания и узнать будущее.

Словно в подтверждение его слов со всех сторон погрузившегося в сумерки леса показались огоньки факелов. Их было чуть больше сотни. Они приближались, охватывая Руконог кольцом.

— Ребятки мои, — обратилась Сейм к своим воинам. — Не дайте им схватить себя. Бейтесь как в последний раз в жизни, вполне вероятно, что он и настал. Кромсайте их, уничтожайте их. Вспоминайте всё, чему я вас учила. Побольше ярости и скорости. Отрубайте руки, рубите головы.

Огни приближались. Уже были различимы силуэты вооруженных людей. Казалось, они не собирались вовсе нападать, лишь медленно шли вперед, словно исполняли некий ритуал. В свете факелов виднелись их головы. Все они были безволосы, лица их – обезображены огнем, у некоторых вся кожа представляла собой устрашающее обугленное месиво. Они смотрели на отряд Джокула спокойно и уверенно, будто никого и не было перед ними. Факелоносцы воткнули факела по периметру и остались при них же. Остальные двинулись дальше.

Диран вышел вперед, вращая короткое копье.

— Что, Саммермор, уже обделался? – хохотнула Сейм, выходя вслед за ним.

— Конечно, дорогая, сердце мое трепещет за тебя. Мне придется оборачиваться к тебе, переживать, волноваться, грудью защищать беспомощную девицу от врагов.

— Катись к псу под хвост, — засмеялась она, разминаясь с мечом в руке.

— Никто грибов не хочет? Так ведь веселее, — сказал Гэри, выйдя к ним с топором на плече. – Еще порошки есть.

— Ржать как конь в бою не пристало мне, — ответил Стриго, присоединяясь к капитанам. Гэри пожал плечами, он тоже разогревался, помахивая топором.

— Звучит заманчиво, — неожиданно сказала Рифис, вставая рядом с ним, — да нужен зоркий глаз, а значит не сегодня.

Справа от нее глухо заворчал Вазис. Он скалился, приготовившись к атаке, шерсть у него на загривке поднялась дыбом. Джокул стоял перед ними и сосредоточенно глядел вперед.

— Начнем.

Только он это сказал, как противники внезапно сорвались с места и резво понеслись вперед с невероятной прытью. Диран метнул копье и ближайший к ним отлетел назад, пронзенный его ужасным дротиком. Его солдаты вторили своему капитану и послали навстречу врагу несколько смертоносных копий. Рифис, Стриго и все их лучники начали стрельбу. К их ужасу, фанатики продолжали бежать вперед, обламывая древки стрел, торчащих из их тел. Они скользили в черной слякоти, но не обращали внимания на кровь и грязь – падали, вставали, мчались в атаку. Лучники целились им в лица, после таких ран было уже не подняться.

Джокул поглядел на капитанов, широко им улыбнулся, подмигнул, поднял меч и неспешно двинулся вперед. Сейм, Диран и Гэри повернулись к своим людям и закричали: вперед за Джеки! – за Джеки! – отозвались те. Все они ватагой понеслись вперед, обгоняя своего командира, за спиной которого оставались лишь лучники и отряд покойного Виса с ними. Солдаты с треском и звоном врезались в черную толпу, и она поглотила их.

Вазис громогласно зарычал, Джокул выкрикнул его имя, и пес понесся вперед. Первого врага он схватил за горло и просто-напросто откусил ему голову. Вторую жертву он моментально снес лапой, вспоров живот. Из темноты раздался громкий вскрик, и через несколько мгновений из-за спин фанатиков вынырнула исполинская фигура зверя. Он напоминал скорее тощего медведя, хвост, однако, был длинным как у лисицы. На морде было три глаза – третий, уродливый, заплывший на каком-то наросте у самой щеки, скорее всего ничего не видел. Его вели на цепях, которые сразу же сбросили. Зверь оскалил пасть, покрытую шрамами и ожогами, и встал на задние лапы, демонстрируя гигантские когти, после чего довольно прытко побежал вперед. Стриго вскрикнул – осторожно, росомаха! Вазис не стал дожидаться команды хозяина и бросился на разъяренного врага. Они начали бешено трепать друг друга, скользя и разбрызгивая черную грязь.

Фанатики, не обременённые доспехами, были легко одеты – объемные штаны, напоминающие юбки, и черные рубахи, подхваченные широкими ремнями. Шли они босиком. Вооружены были неплохо, и так же неплохо этим оружием владели. Движения их были быстрыми и уверенными, они не старались защититься, они старались нанести максимум урона, не щадя себя. И раны, которые они получали, казалось, не доставляли им неудобств. Хуги знал такую их особенность, поэтому методично обрубал противникам руки. Уж такую рану не заметить было трудно, фанатики падали на колени, и Хуги привычным движением отсекал им головы или пронзал насквозь. Враги сражались и умирали молча. Многие доходили до мечей Сейм и ее солдат уже утыканные стрелами как игольные подушки и падали им под ноги бездыханными, истекая кровью.

Джокул дрался рядом с Гэри. Долговязый крассаражец лихо орудовал топором, как и Хуги отсекая, по его словам, «все лишнее» от своих врагов. Фанатики падали наземь вслед за собственными руками, носами, ушами и даже макушками.  Джеки предпочитал закалывать в горло, он делал это быстро и легко. Он был вертким и юрким, его сложно было схватить, куда ни сунься – напорешься на его острый меч. Он отпинывал врагов ногами, расчищая место для боя. Многие рядом с ним падали, пронзенные стрелами Рифис и ее братией. Но стрелы кончались, пришлось им обнажать и свои мечи да ножи. Солдаты Виса защищали их, сколько могли, но вскоре и они двинулись в бой вглубь всеобщей сутолоки.

Фанатики большей частью быстро валились замертво, оставшиеся же яростно сражались, ловко прыгая по телам своих собратьев. Были среди них и те, кто вовсе не собирался умирать впустую, но намеревался непременно сразить наиболее сильного противника. Поединок Дирана с одним совершенно обгорелым как головешка типом был долгим и трудным, тот был громадного роста, при том подвижным и проворным и рубил мечом с неслыханной скоростью и точностью. Но, в конце концов, Диран нащупал в грязи свое копье и вогнал его противнику в живот снизу вверх, нанизав словно куропатку на вертел.

Бой был славным, все радостно потрясали оружием, добивая врагов. Потери со стороны отряда были – погибло два лучника Рифис, один солдат Виса да один воин Гэри. Урон нападавших же был чудовищным – почти все они пали. Джокула это не шибко удивляло – носорожьи фанатики не были воинами. Их лучшее оружие – неистовство, хорошо работало в некоторых случаях, но не в бою с мастерами оружия, которые всю жизнь спали в обнимку со своими мечами и любую свободную минуту проводили в тренировках.

Другое мучило Джеки. Это не было похоже на бой. Скорее напоминало какой-то ритуал. Что-то было не так.

Оставшиеся в живых продолжали упорно атаковать, но отряд оттеснял их обратно к факелам. Факелоносцы не стали дожидаться, когда бой выйдет за пределы круга и моментально побросали факелы на землю. Вместо того чтобы погаснуть в мокрой грязи, пламя бешено вспыхнуло. Земля вокруг загорелась. Солдаты сбились в кучу – вокруг них стеной полыхал пожар, они стояли на клочке земли в форме треугольника, очищенной от черной слякоти. Вазис скулил – он подпалил лапу, пока остервенело раздирал труп росомахи.

К их удивлению и ужасу, фанатики стояли в огне, ухмыляясь и помахивая оружием. Они не кричали от боли, не укрывались от жара, не спасались бегством. Они и не горели. Через некоторое время они развернулись, вышли из огня и скрылись в темноте.

Джокул и его люди обливались потом. Жар был силен. Поднялся черный дым, стало трудно дышать.

Рифис схватилась за голову. Снова огонь. Снова ужас. Ее ожоги опять напомнили о себе острой болью. Она зажмурилась и набросила на голову капюшон. Когда же открыла глаза, то увидела, что к ним сквозь огонь движется человек.

— Почему им не страшно пламя? – пробормотал Гэри.

— Всему есть объяснение, — ответил Джокул. – Вполне вероятно, они обливали себя чем-то негорючим. Мало ли в мире трюкачества, особенно среди фанатиков разных мастей. Религиозные чудеса чаще всего чудеса алхимические – порошки да микстуры. Зато сколько паствы они собирают.

Человек, прошедший огонь, вступил в треугольник. Он был один. Он приветственно воздел руки и глубоко вздохнул, после чего широко и хищно улыбнулся, словно оскалил пасть. Джокул вышел ему навстречу, выставив перед собой меч.

Тот приближался. На нем было длинное оранжевое одеяние безо всяких узоров и украшений. Лишь широкий кожаный пояс, украшенный какими-то каменьями, охватывал его. Судя по всему, он был каким-то жрецом или вождем, слишком уж уверенно и неистово он выглядел. Взгляд его горел – широко распахнутыми глазами он с восторгом оглядывал Джокула и его людей, не прекращая зубоскалить. Шея, как и затылок его, была покрыта страшными ожогами, но лицо оказалось нетронутым. Оно было чистым, гладким и даже имело приятные черты. Лоб его, однако, был изуродован – к нему был пришит небольшой вырезанный из кости рог. Швы уже затянулись и разбухли уродливыми буграми. Грудь его бурно вздымалась, и он так дико и страстно улыбался, что всем было не по себе.

Он остановился в десяти шагах от Джокула.

— Все, кто желал, отправились к повелителю с оружием в руках, чтобы пополнить его великую армию в битве за небосвод! – провозгласил он высоким голосом. – Эту великую милость вы заслужили преданностью и почитанием повелителя. Я знаю, вы слышите меня. Возрадуйтесь же, ибо отныне Вечное Ничто – ваш дом, вы – часть тьмы, часть материи, которая может создать что угодно, той материи, из которой состоит бытие. Ничто определяет наше бытие! Отправляйтесь туда, покиньте светлый мир, возвратитесь домой!

— Заткнись! – рявкнул Джокул. – Хорош болтать, фанатик.

Тот громко расхохотался, обнажая ровные белые зубы.

— Ты – орудие повелителя, как он и говорил, — он указал пальцем на Джеки. — Подойди ко мне. Не бойся же меня! Тебя благословил сам Шерца. Ты исполнил его волю, как и было сказано. Как и было предначертано для этих счастливцев.

Он указал на трупы своих собратьев.

— Чего ты хочешь?

— Не я. Повелитель предупредил нас, что вы явитесь. Он хочет вас всех. Все вы нужны для великого дела. Но ты – в особенности.

— Для чего именно?

— Мы открываем тайны мироздания, брат мой. И вы также сможете прикоснуться к великой тайне бытия, возникшего из Ничто.

Джокул с интересом смотрел на фанатика.

— Назови свое имя.

— Я Савинта, пророк. Твое имя я знаю – Шерки Олли, — он назвал его имя на крассаражском языке.

Джеки пораженно уставился на него.

— Откуда ты знаешь мое имя, тысяча крыс?

Савинта рассмеялся.

— Я говорил тебе, повелитель предупредил нас, что вы явитесь. Мы шли сюда ради тебя, Шерки, с самого юга, ибо, как и предсказал повелитель, чтобы заполучить тебя, потребуется жертва в сотню воинов, столь высоко он ценит тебя. Сотня пала, и теперь ты можешь присоединиться к нам.

— С чего бы мне делать это?

— Ты ведь не глуп. Оцени обстановку, — пророк указал на огонь, окружающий их. — Не думаешь же ты, что мы позволим вам уйти? Эти счастливые воины были лишь жертвой, она была необходима господину. Вы принесли ее, и теперь имеете право перейти на следующую ступень.

— Что именно вам от нас нужно?

Савинта самодовольно улыбнулся.

— Я знаю, чего ты добиваешься, Шерки. Ты идешь в горы, ты хочешь преодолеть их. Как и я.

— Ты?! Зачем?

— Я проникну в Бездну и присоединюсь к армии моего господина, чтобы навсегда уничтожить Павшего червя. Мир соткан из Ничто, которое создал наш господин. Ему должно поклоняться, его славить. Арбар извратил Ничто, он озарил его поганым светом, он осязал его, он посмел осквернить его своим семенем. Он создал мир, оттолкнув своего брата, презрев его, изгнав его. Но Ничто принадлежит и всегда принадлежало только лишь одному богу и имя его Шерца – бог вечного Ничто. Из Ничто соткано всё сущее, Шерца – властитель и создатель всего сущего. Ты видишь туман? Видишь столпы дыма, что поднимаются над горами? Это полыхает битва. Она не окончена, нет. Бьются Шерца и Арбар до сих пор. И Красная Аст не спешит на помощь своему возлюбленному, потому что давно отдана Носорогу и благословила его, как благословляет и нас своим огнем.

Он замолк. Тишину нарушил дикий смех Джокула. Он хохотал, схватившись за живот. Вокруг бушевал огонь, Савинта смотрел на него сверху вниз, злобно прищурившись. Джеки отступил на шаг и утер выступившие слезы, продолжая смеяться. Страстная речь пророка теперь выглядела смешно и напыщенно.

— Прости, — пробормотал Джокул, успокоившись. – Просто очень комично выходит, когда кто-то рассказывает сказки с таким серьезным и надутым видом.

— Так ты из неверцев, — понимающе кивнул Савинта, осклабившись. – Какая редкость в наши дни. Что ж, это не проблема. Выражусь иначе – мы пойдем с тобой, Шерки. Ты нужен нам, ты один из героев, благословленных господином. Пророчество гласит, что лишь ты один сможешь пересечь горы и открыть Бездну.

— Это я знаю и без тебя и без твоих пророчеств.

— Твоя уверенность радует меня, — Савинта указал рукой на проход, который расчистили от огня его прислужники. Они поливали дорогу какой-то жидкостью, чтобы отряд мог покинуть огненный плен. – Оружие вам придется оставить здесь.

Все побросали мечи и вереницей потянулись за пророком и Джеки. Они вышли из огня, облегченно вздохнув. С трудом различая друг друга в темноте воспаленными глазами, они принялись умываться из предложенных им фляг, чтобы охладить и очистить лица.

Повсюду стояли фанатики. Их было много, из-за деревьев показалось целое войско шерцепоклонников. Они были хорошо вооружены, некоторые — облачены в доспехи, на цепях они держали еще нескольких росомах, чьи шеи и пасти были скованны железными обручами.

Джокула и всех его людей схватили, моментально связали и усадили на землю. На шею Вазиса накинули такой же ошейник, как и на росомах, и сковали его цепями у дерева.

Вокруг быстро расположили импровизированный лагерь. Неподалеку от связанного отряда выставили грубо сколоченный стол и скамьи.

Фанатики принялись расчищать местность в стороне от стола. Они смахивали землю, отбрасывали доски и какое-то тряпье, пока, наконец, не оказалось, что под всей этой маскировкой были спрятаны глубокие ямы, напоминающие могилы. Они были усыпаны углем, который тут же подожгли. В горящие могилы опустили решетки.

— Что это такое? Для чего? – воскликнул Диран.

— Ложе для тех, кто будет избран священной жертвой, — пояснил Савинта.

— Ты сказал, жертва уже принесена! – яростно вскричал Джокул, пытаясь вырваться из своих пут.

— Этого недостаточно, Шерки, — покачал головой пророк. – Чтобы присоединиться к нам, нужно стать достойным, отмеченным самим Шерцей.

— И что же требуется?

Савинта подошел к сидящим на земле солдатам и начал указывать пальцем не некоторых из них. Его прислужники хватали их и оттаскивали в сторону.

Савинта схватил самого молодого солдата из отряда Виса и облизнулся.

— Этот хорош. С него и начнем.

— Пусти его! – взревел Джокул, пытаясь вскочить. – Возьми меня, я тоже хорош! Я даже еще лучше! Ты не представляешь, как я хорош, я сделаю что угодно, — затараторил он. — Пошли к горе, я проведу тебя, я заброшу тебя на эти проклятые горы, и делай там со мной что хочешь – режь, бей, пытай, поджигай, насилуй, или всё сразу. В общем, на твой вкус. Пошли, отыщем твоего Шерцу и Арбара и еще разный сброд. Я сделаю всё что ни попросишь, любое извращение, отдам всё что у меня есть, буду твоим рабом, самым преданным фанатиком. Только пусти его.

Савинта смотрел на него с доброй укоризной, чуть улыбаясь.

— Я не могу идти с тобой – ты не готов, ты слишком светел. Но скоро все изменится.

С этими словами он швырнул несчастного воина в горящую могилу. Джокул страшно закричал и опустился на землю. Солдат упал на раскаленную решетку, исторгнув душераздирающий рёв. Он выкрикивал имя командира, умолял спасти его. Он кричал и кричал, и кроме его воплей не было слышно ничего. Казалось, это был единственный звук на земле. Проклятья Дирана, плач и причитания прочих его собратьев – все это перекрикивал несчастный солдат, медленно поджаривающийся на решетке. Он пытался выбраться из могилы, но фанатики копьями охаживали его по рукам.

Савинта, не обращая внимания на страшный шум, оскорбления и угрозы, которыми осыпали его крассаражцы, быстро бросил в две соседние могилы еще двоих человек. Первая жертва затихла. По округе разносился запах горелой плоти, поджаривающегося мяса.

Вазис, отчаянно скуля, рвался со своих цепей. Джокул тоже пытался вырваться. Сердце его бешено колотилось, губы дрожали. Он был накрепко связан и не мог вывернуть кисть, не мог встать на колени, он был беспомощен, как и его собратья.

Тем временем в могилах поджаривались трое человек. Хуги лежал без сознания – он так яростно вырывался, что веревки от усилий почти разорвались на запястьях. Фанатики посчитали разумным хватить его поленом по голове.

Савинта цепко сжал локоть Рифис. Та не вырывалась, лишь смотрела прощальным взглядом на Джеки, Дирана, Сейм и остальных, в ужасе наблюдавших за её участью. Хуги лежал без памяти, и она облегченно вздохнула – он не увидит, его сердце не разорвется на куски.

Савинта сорвал с нее капюшон, чтобы взглянуть на свою жертву. Увидав её ожоги, он на миг опешил и с интересом принялся изучать затылок и ухо Рифис, подозрительно принюхиваясь и поглаживая застарелые шрамы пальцем.

— Скажи мне, видела ли ты во сне нечто, что было реальней, живее и ярче самой жизни, нечто удивительное и непонятное тебе?

Рифис посмотрела в его широко раскрытые глаза, живо буровившие ее взглядом, и медленно кивнула. Продолжая осматривать ее голову, Савинта повлек Рифис прочь и усадил за стол. Затем приказал притащить к ним Джокула, и вскоре его усадили напротив Рифис. Савинта встал во главе стола.

— Несите! – вскричал он.

Из первой могилы цепями подняли решетку, на которой лежал обгоревший труп несчастного воина. Его водрузили на стол перед Джокулом и Рифис. Они уставились на него, затаив дыхание, не смея вымолвить и слова. Сильно пахло жареным мясом, от покрывшегося бурой коркой трупа валил пар, дымились обугленные пальцы.

Савинта деловито взял нож, погрузил его в живот солдата и начал резать. Раздался хруст и мерзкий хлюпающий звук. Он нанизал кусок на нож и поднес к лицу Джеки.

— Ешь.

Джокул взглянул на него.

— Лучше сразу убей меня.

— Ни в коем случае. Ты все равно съешь. Иначе мне придется зажарить всех, кто есть, чтобы ты все же выбрал на свой вкус. Но будет проще сделать, как я решил: этот для тебя, остальные, — пророк кивнул на горящие могилы, — для всех нас.

Он вновь сунул мясо, нанизанное на кончик ножа Джеки под нос. С плохо пропеченной плоти сочилась кровь и капал жир. Джокул кашлянул, и его вывернуло прямо на стол.

— Ешь.

Джеки заморгал и затряс головой, тяжело переводя дух.

— Ешь.

— Сначала ты.

Савинта пожал плечами. Он откусил и начал с аппетитом жевать.

— Я видела носорога, — подала голос Рифис.

— Погоди, дорогая. С тобой я побеседую чуть позже.

— Он был столь ужасен, могуч, невероятно огромен и мощен, что казалось, в мире ничто не способно одолеть его, — продолжала Рифис, не обращая внимания на его слова. — Это был истинный Бог, истинный господин Ничто.

Савинта заслушался.

— Хорошо, продолжай, дорогая. Все же это невероятно интересно, мне не утерпеть.

Рифис пересказала свой первый сон, который увидела в Гиацинтуме, и затем второй. Савинта восхищенно взирал на нее.

— Невероятно! — он воздел руки. — Такие видения большая редкость. Ты благословлена! Ты тоже избрана. Но тебя не видел я в своих снах.

— Тебе и не увидеть без моего согласия! — хрипло и свирепо прокричала она. Джокул удивленно взглянул на нее. — Развяжи меня, недоумок, чтобы я могла говорить с тобой как с равным себе.

Савинта с восторгом схватил ее руки и перерезал веревки.

— Расскажи мне, что значат мои сны! — потребовала Рифис. — Я жду. Говори же!

Она вскочила, дрожа от напряжения и злости. Савинта по-отечески положил ей руки на плечи и заставил сесть.

— Не спеши, дорогая. Давай разберемся. Есть ли мужчина у тебя или женщина? — Рифис кивнула. Она указала в сторону, где лежал без сознания Хуги. Его приволокли к ним и бросили Савинте под ноги. — А вот и наш носорог.

Он добродушно уставился на нее. Рифис презрительно хмыкнула.

— Не фыркай. Наши видения чаще всего связаны с самыми яркими желаниями и событиями нашей жизни. У мирян, у тех, кто не погружен в ежедневные думы о боге, эти видения связаны с приземленными чувствами — любовь, ревность, зависть, скорбь. Но когда ты сумеешь погрузиться в служение Господину всем своим существом, сможешь отринуть мирское и сосредоточишься мыслями своими лишь на Боге, тебе откроются видения совершенно иные, отличные от этих. Ты будешь говорить с Господином и передавать волю его. Однако вернемся к толкованию твоих видений, я как никто другой понимаю, как это важно для тебя.

Савинта улыбнулся и дотронулся пальцами до ее ожогов на щеке. Он присел на корточки возле Хуги и провел руками по его лицу и телу.

— Он очень силен. Он жил, убивая, — широко раскрытые глаза Савинты остекленели. Он смотрел на Хуги, словно видел насквозь или не видел вовсе, руками обследуя ладони, ключицу, живот, голени Хуги. — Он сжимал плоть, уничтожал и вырывал жизни. Он солдат. Был им. Долго служил. Сколько ему? Лет сорок. Служил лет двадцать. Велико его мастерство. Он крушил жизни, как носорог лесные деревья в твоем сне. Но потом он сам сломался. Возможно, ты сломала его, возможно, нечто иное. Но именно ты убила в нем его мастерство. Уничтожила его мечом своего командира, он сам вложил его тебе в руки. Этот человек силен, жесток, непреклонен, стоек, невозмутим. Он убивал так много, что, сломавшись, не захотел жить сам. Вряд ли он принимал участие в крупных боях, судя по всему он — палач. Был им. Но бросил это занятие. Печать раскаяния лежит на нем, тяжелая как Черные горы.

Савинта замолк. Он поглаживал пальцем ладонь Хуги, продолжая беззвучно шевелить губами. Рифис бесстрастно смотрела на пророка, ожидая, когда то заговорит вновь. Никто из них не обращал внимания на Джокула, все это время отчаянно пытавшегося вывернуть руки. Когда его тащили, ему показалось, кисть немного съехала вбок, но все равно веревка до сих пор сильно врезалась ему в запястье. Еще немного, еще немного… Рифис медленно взяла нож. Савинта резко повернул голову, осклабился и погрозил ей пальцем, но Рифис вонзила его в тело солдата и отрезала кусок. После чего впилась в него зубами и начала жевать. Сначала медленно, но потом проглотила и откусила еще. Она съела один кусок, отрезала второй.

— Ну как? — поинтересовался Савинта.

— Ничего, вкусно. Напоминает свинину.

— Это намного лучше безликой свинины. Это твой собрат. Вкусив плоть своего собрата, ты становишься одной из нас. Теперь ты достойна вступить в войско великого черного Носорога. Тебе даже не требуется проходить обряд пылающей головы. Право, это настоящее чудо и подарок мне от господина.

Джеки вывернул кисть и выпростал ее из веревок. Она горела от боли, – кожа просто слезла, кровь капала на землю.

— Теперь мне, — сказал он, взглянув на Рифис. Глаза его сверкали.

Та медленно протянула ему нож. Джокул раскрыл рот. Но вместо того, чтобы откусить, схватил левой рукой Савинту за край одежды и притянул к себе, уронив на стол. Правой рукой он выхватил у Рифис нож и изо всех сил вонзил его пророку в глаз. Тот отчаянно махал руками и дергался словно в диком танце, заливая Джокула кровью.

К ним со всех сторон ринулись фанатики. Одного Джокул успел полоснуть по горлу, но его мигом скрутили и начали избивать. Рифис медленно выбралась из-за стола и крадучись отошла к горящим могилам. Пока фанатики, не обращающие на нее никакого внимания, оттаскивали Джокула куда-то в сторону, Рифис отбежала к дереву, у которого был скован Вазис. Она с силой отогнула заклепку на ошейнике и кандалы пса рухнули на землю. Фанатики, схватившие Джеки, были обречены. Они уже намеревались вскрыть ему живот, но через несколько мгновений во все стороны полетели их собственные куски тел. Подоспевшие им на помощь собратья бросились в темноту, кто-то освободил росомах. Но вместо того чтобы броситься на Вазиса, те принялись пожирать тело солдата, распластанное на столе.

Пес же атаковал людей, раздирая их в клочья. Он был ранен, но в пылу схватки даже не замечал этого. В него стреляли со всех сторон. На стрелков уже несся Джокул, подобравший какое-то оружие. Рифис первым делом перерезала путы Дирана, и тот ринулся за Джеки. Остальные вскоре тоже носились по лагерю, вооружаясь чем придется.

Хуги поднял голову и огляделся. Вокруг кипело сражение, пахло дымом и мясом. На столе рядом с ним сидели огромные твари и пожирали труп. Хуги был связан. Он дернулся, веревки затрещали. Он изо всех сил напрягся, и ему удалось разорвать свои путы. Рядом с ним валялся труп Савинты, из глаза его текла кровь, заливая все лицо. Чуть поодаль на земле лежал окровавленный нож. С опаской поглядывая на росомах, Хуги дотянулся до ножа, перерезал веревки на ногах и осторожно отполз в сторону. Животные, казалось, были слишком увлечены, и не обратили на него никакого внимания. Фанатики не делали ставку на преданность, мучая, избивая и держа голодом росомах, полагая развить в них свирепых бойцов. Поэтому Хуги удалось уйти от чудовищ, которые наслаждались долгожданной пищей, и не думая бросаться в бой.

Неподалёку Хуги наткнулся на следы кровавого побоища — видимо, здесь побывал Вазис. Порывшись среди разодранных тел, он раздобыл какой-то тесак и побежал прочь. Он бросился на поиски Рифис и сразу же обнаружил её, услыхав гневный, неистовый рёв. Голыми руками она избивала какого-то обгорелого толстяка, пытавшегося ухватить ее за волосы. Она разбила ему в кровь лицо, после чего изо всех сил начала бить в пах и, в конце концов, насмерть забила упавшего служителя ногами. Сапогом она давила его череп, наскакивая на него с остервенением, пока кровь вперемешку с мозгами не потекла из его глаз и ушей, а челюсть не съехала на грудь.

Хуги подскочил к ней и обнял, оттаскивая от поверженного врага.

— Я в порядке, Хуги, — она спешно освободилась и понеслась куда-то в сторону, пытаясь отыскать, куда фанатики бросили их вещи и оружие.

Бой в темноте был трудным. Служители отошли в лес, и биться с ними пришлось между гигантскими корнями в полной темноте. Фанатики ловко отходили во мрак и выныривали перед солдатами словно из-под земли. Они были вооружены длинными копьями и умело разили ими исподтишка, не подпуская к себе противника.

Так отряд Джокула потерял еще десять человек. Вазис полз по земле, грустно взирая на трупы своих друзей. Он был истыкан стрелами, лапы были изрезаны клинками, ему отсекли ухо и хвост, рассекли щеку.

Скуля и подвывая, он полз в темноте, пытаясь отыскать хозяина, чтобы проститься с ним. Защищать его он уже не мог.

Джокул свалился в канаву под тяжестью пораженного им врага. Откатив с себя его тело, он пополз наверх и вдруг услыхал, как у самого края ямы жалобно заскулил Вазис. Джеки радостно вскрикнул и энергично выкарабкался, цепляясь за корни деревьев. Увидев, однако, что стало с верным псом, он не смог сдержать слёз и упал на колени, с силой вогнав меч в землю. Он обнял зверя, и Вазис положил голову ему на спину.

— Найди Глэзи, Вазис, найди его. Отправляйся в путь и ищи, пока не найдешь. Будь со своим прежним хозяином. Я люблю тебя, друг. Спасибо тебе за всё.

Вазис тяжело вздохнул. Он прикрыл глаза и тихо заскулил. Джокул гладил его по голове, далеко не в первый, но в последний раз орошая его жёсткую шерсть слезами. Вскоре пёс обмяк, и хозяин аккуратно положил его тяжелую голову на землю.

 

Предыдущая глава

Следующая глава

error:
Яндекс.Метрика