За ворохом бумаг, фигурами, обозначающими армейские подразделения и рулонами карт не было видно стола. Камин яростно пылал, стояла жара и духота, в воздухе повис табачный дым. Весь зал был забит военными – они обступили большой каменный стол со всех сторон и внимательно слушали Джозара, тычущего пальцем в какое-то донесение. Он сверкал своим черным глазом и высекал слова губами словно искры камнями.

— …столько жрать? В самом деле? Все равно им подыхать, дак к чему такие траты! На триста солдат, — он водил пальцем по документу, — шестьсот килограммов мяса, пятьсот килограммов сала, семьсот голов сыра, пятьдесят бочек соленой рыбы, и, — чтоб меня крысы жрали! – пятьдесят литров пива на человека?! Я еще не упомянул масло, соль и фрукты. Далее. Сотня быков, влачащих обоз, так же полагается на стол. У меня возник вопрос – в моей армии служат солдаты или изнеженные гурманы? Кто-нибудь из них вообще в состоянии удержать копье в пухлых жирных пальцах, скользких от сала? Я сам питаюсь скуднее! Рацион урезать, причем существенно! Нечего пьянствовать да обжираться. В бой идти с молитвой на устах и легкостью во чреве.

— Но великий милорд, — тихо и уверенно проговорил главнокомандующий генерал Валлирой, — расчет провизии неизменен с последней войны, и предоставлен вам безо всяких дополнений. Так питались солдаты во времена Великой войны миджархов, и правители прошлого не жалели пищи для своих верных солдат, которые умирали во имя их славы.

Его бригадные генералы опасливо переглянулись. Но Джозар Змееборец лишь громко рассмеялся.

— Генерал Валлирой, я прекрасно понимаю ваш настрой, тем более что скотину предоставляете вы лично, именно ваши стада будут брести за войсками, а оплачивать это шествие бычьих задов должна миджархия.

— Я немало вложился в кампанию, милорд, предоставив множество задов безвозмездно, — ответствовал Джовер. — Все же я не могу отдать все свои стада даром.

— Мне совершенно понятно ваше желание не остаться без штанов на пороге войны, —  кивнул Джозар, — но мы все сейчас в таком положении. Я продал свой расшитый бриллиантами кафтан и дивное платье королевы, чтобы наладить производство арбалетов, надо будет — и корону заложу. Ибо я уверен, что после войны все вернется к нам сторицей. Чтобы победить, нужно немного поднатужиться, затянуть пояса и потерпеть. Терпеть, господа! Средства наши осели в карманах у небуланцев, но мы вернем все до последнего медного монера. Так что поголовье надобно урезать вдвое. Генерал, я вовсе не прошу вас о чрезмерных щедростях. Солдаты будут вполне бодры и полны сил, вкушая перед битвой наш родимый гризаманский хлеб, а уж в этом году урожай не подкачал, я проверял это лично.

Джовер раздраженно закатил глаза и вздохнул.

— Да, милорд.

— Хочу вам всем напомнить, господа, что по милости моих бездарных предшественников и подлых небуланцев казна наша так оскудела, что собрать войско, используя эти средства, просто невозможно. Если бы я лично из своего кошеля не вкладывался в нашу кампанию, впрочем, как и все могущественные лорды Гризамана, мы бы и сотню копий не снарядили должным образом. Пища, жалование, рабочие – все туда же. Если бы я не потряс как следует миджархов Гризо, Гризера и Гризла, ничего и вовсе бы не вышло. А уж из их карманов насыпалось прилично. Больше всех вложился миджарх крохотного Гризеса, отличный мужик, понимает важность дела. А сколько внес орден Черный медведь и Вегаут лично… Благодаря им мы вообще смогли обсудить возможность кампании. А медведи еще и явятся хорошим подспорьем. Ну чего вы ухмыляетесь? Какие-никакие, но воины при оружии. Помолятся фанатики да ринутся рубить врага. Прикроемся ими, плохо ли?

Сколько лет нас доили небуланцы? Гризаман нищая страна! Учитывайте, лорд Валлирой, что во времена обожаемой вами Великой войны миджархов, гризаманцы были богаты и могущественны, и могли воевать с комфортом и уютом, словно сидя в кресле у камина, закутавшись в халат и вооружившись кочергой… Прав был треклятый Морион – сколько налогов не собирай, а в хранилище все пусто как в желудке узника. И то благодаря ему все аккуратно стекалось в миджархию, сейчас же начался какой-то бедлам – денег все меньше и меньше. Выясняется, что по всему Гризаману мрет народ, и как же это некстати – мне нужны молодые мужчины и налоги с каждой головы. И я обнаруживаю, что всего этого в разы меньше, чем мне требуется! Чудно, что теперь вместо этой бездари Легура у меня есть Галинн, врач талантливый и повсеместно уважаемый. Уж он-то разберется с этим мором.

— Далее, — Джозар схватил какой-то документ. – Что за история с шелком? Какие еще шелковые рубашки для пехоты, во имя тысячи пёсьих задниц Хундура?! Что это я сейчас только что прочёл? Раунсборт, я жду каких-то внятных объяснений.

Рыцарь нервно сглотнул, искоса глядя на миджарха, бурившего его взглядом разноцветных глаз. Черный глаз, казалось, горел решимостью, белый, заплывший бельмом, — слепой яростью. Раунсборт выпрямился, точно проглотил кол, и держал ответ, нервно облизывая губы.

— Великий милорд, главный целитель Галинн утверждает, что шелковое белье замечательно помогает при ранениях – шелк не рвется, и при попадании стрелы в плоть ткань втягивается в рану и ее гораздо легче вытащить, потянув за края одежды. К тому же он утверждает, что шелк обладает целебными свойствами. И мы могли бы избежать значительных потерь…

— Интересно, — неожиданно проговорил Джозар. – Мне нравится эта идея. Доспехи снять и идти в бой в шелковом исподнем, выдергивая из себя стрелы. И лошадей пустить в бой в шелках.

Раздался всеобщий смех. Джозар, однако, не смеялся.

— Но если серьезно, разве не был бы я болваном, если б не прислушивался к мнению столь ученого мужа как Галинн? Он много лет прожил в Бейге, неудивительна его страсть к шелку и познания в полевой медицине. Доверюсь его опыту. Рубахам быть. Разумеется, закупать шелк я не намерен. Посему свое бельишко и пожертвуйте своим пехотинцам. Вот что – вместо сельди в бочках и прочих радостей жизни снарядить этих обжор в рубахи. Потом еще спасибо скажут. Отожрутся после победы. Далее.

Джозар стоял во главе стола, окруженный своими преданнейшими охранниками. Фаран носил роскошный наряд черного цвета с красно-золотой веревкой через грудь наискосок, опоясывающей шею висельной петлей и сползающей на спину. Он не смел отпустить косы на манер Джозара, поэтому носил одну, раздвоенную на конце, украшенную веревками, спускающимися до самых бедер. За такую прическу и свирепый нрав при дворе его прозвали Уховерткой. К тому же он был левшой, чем дополнительно устрашал свое окружение. Он был русоволос и бородат, его карие глаза надменно оглядывали окружающих с немым укором, словно презирая людей за то, что они не могли быть достаточно хороши, чтобы возрадовать повелителя. Фаран охранял двери спальни Джозара и не отлучался от него практически никогда, за редким исключением, когда миджарх сам уже гнал своего клеврета освежиться. Его преданность, по мнению самого Фарана, с лихвой окупалась благоволением Джозара, который, впрочем, принимал ее как нечто само собой разумеющееся. Неизменными спутниками Фарана были братья Герид и Герон Отлинды – рослые бойцы с громадными кулаками, способными пришибить и быка, а также мрачный бугай Дри́ван Фервора, кудрявый полнотелый здоровяк, проявляющий недюжинные таланты в избиении.

Но Джозару сопровождение даже такой блестящей плеяды знатных телохранителей казалось недостаточным. «Ни один каменный замок не защитит меня лучше, чем замок из костей и плоти» – рассуждал он. К тому же душа его требовала сделать нечто великое и приятное для своего народа, соблюсти традиции и возвеличить самобытность гризайской власти. Посему, недолго думая, он возродил из пепла былой порядок и собрал новую группу служителей десяти слез. Для этих целей отбирались только самые умелые и отпетые мерзавцы, каких только смог отыскать Фаран. В отличие от своего предшественника, предпочитавшего видеть на этой должности услужливых высокородных дворян, Джозар пригрел десять самых оголтелых и преданных ему человек из всей имеющейся солдатни. До крайности религиозные и жестокие, они должны были положить всю жизнь на поистине собачье служение своему богоподобному миджарху, который в полете фантазии велел отрезать им всем гениталии и рассечь губы – и эти отличительные знаки носили они с гордостью.

Облаченные в желтое, скрывая тканью нижнюю часть лица, служители ходили за Джозаром попятам словно волки за вожаком стаи. Он поручал им разнообразные дела, требующие активного взаимодействия с людьми, и служители замечательно справлялись с телесными наказаниями и казнями, что в отсутствие палача было очень кстати. Фаран с сотоварищами относились к ним с опаской и презрением и старались не обращаться ни словом, ни жестом.

Вот и сейчас у дверей выстроились десятеро, ожидающие внимания своего господина.

Господин же их на еженедельном собрании военного руководства трепал своих военачальников, доискиваясь до каждой мелочи. Джозар был дотошен, неутомим и подчиненным его приходилось несладко. Дисциплина и муштра ценились им настолько, что он требовал ходить по струнке все население миджархийского замка. За одним единственным исключением. Дреки Гроффолксу позволялось абсолютно все. Что бы он ни делал, отец лишь улыбался, а то мог и пустить слезу. Перечить мальчику запрещалось. Он был мал и несмышлен, но никто не мог и помыслить высказать ему замечание, боясь вызвать гнев отца. Ребенка постоянно сопровождала собственная свита — Джозар справедливо рассудил, что дружное сборище фанатичных убийц не самая лучшая компания для малыша, и поэтому за Дреки помимо нянек по всему замку шатались дворяне, вовремя подносящие своему миджарху игрушки или сладости.

Джозар стоял у стола, опершись на него кулаками, и исподлобья глядел на генерала Тэрона Адаларда, который отчитывался о ежедневных тренировках своих бойцов.

— …против течения милорд, конечно же. Первым делом после побудки – в реку. После — упражнения. Далее тренировки в полном доспешном облачении с утяжелителями, с грузными муляжами мечей и копий.

— И всё?

— Таков распорядок дня, милорд.

— Подробнее о тренировках.

— Лучшие бойцы обеспечивают контроль за ведением боя. Отработка на мешках и манекенах, после парный бой.

— Ходим как часто?

— Простите, милорд?

— Маршировка присутствует на тренировках?

— Курс маршировки проходит во время утренних упражнений.

— Этого недостаточно! – раздраженно вздохнул Джозар. – Солдаты двигаются как обгаженные хвосты дохлых псов. Как им держать строй, если они не могут рассчитать куда приткнуть свой зад в беспорядочном барахтанье, которое вы называете маршем? На марш выделить все основное время. Слаженность, четкость действий, идеальный строй – вот гарантия успешного войска, а не умение прикрыть пузо щитом в позорном бултыхании, которое вы зовете боевой тренировкой. Боеспособность складывается из послушания, ровного как струна построения и единовременных действий. И что ваши солдаты на тренировках так страшно орут, словно их насилуют разъяренные волы? Заткнуть глотки всем, нечего вопить как оглашенные кретины, своим смехотворным криком неприятеля они не напугают, а насмешат до смерти. Хотя идея не так уж плоха. Увидав такое вопящее, шатающееся в разные стороны войско, небуланцы наложат в штаны от хохота, а ведь так и до победы недалеко. Короче говоря – в полной тишине идеальный марш, идеальный строй, ровный что крепостная стена. Как солдатам услыхать приказ капитана, если все ревут, рыгают, поют, сыплют проклятиями как последние недоумки? Полнейшая тишина – вы поняли меня, Адалард? Хоть один писк услышите – секите. Никого не жалеть. Если они вознамерились на войне столько жрать, пусть стараются до седьмого пота. Рубашки им шелковые, сельдь в бочках, пиво! Ничего себе, может еще по заднице мне каждого лично погладить? Не война, а праздник, не хватает каждому персональной шлюхи, обученной идеальной растяжке. Чтоб уже через три месяца все двигались как один, молчали как камни и копьем владели как своим членом.

Адалард кланялся и громко соглашался с Джозаром. Еще долго шумел гризайский миджарх, прозванный Змееборцем, требуя от своих военных ответа на вопросы, заставляющие их обливаться потом. Военный совет Джозар проводил в библиотечном зале. В окружении книг, карт, документов он словно чувствовал себя умнее и собраннее. Ничто не отвлекало его, полки, уставленные фолиантами, приглушали голоса, сбавляли эхо, обстановка была серьезная и очень доверительная. Не было излишней торжественности, и Джозар стремился на совете своем к чуть ли не интимному заговорщицкому кружку, полагая тем самым ближе сдружить военачальников, и самому примечать малейшие сомнения и недовольства. Он спрашивал с них словно строгий отец с сыновей, журя их и отчитывая со всей тщательностью. Они боялись его и любили его. Каждый из них страшился момента, когда к нему оборачивался орлиный взгляд Джозара, сверкая черно-белым взором. Но, слушая его тирады, все они мечтали как можно скорее ринуться исполнять его приказы и исправлять свои промахи, допущенные из-за «неискоренимой дурости и лени», о чем гремел Джозар практически на каждом собрании.

 

После окончания совета Джозар в компании Джовера отправлялся, как правило, отобедать. Он очень любил мясо и рыбу и ему регулярно подавали все это в самых различных видах приготовления. Усыпанную луком и оливками форель правитель обожал и мог съесть огромное количество этого блюда, но душа его все же требовала разнообразия. Повара старались изо всех сил, изобретая новые рецепты, чтобы заслужить похвалу Джозара, который если не хвалил, то клял, и скверное настроение властителя за столом могло быть чревато подданным поркой или битьем по рукам.

Джовер относился к брату без подобострастия и не гнушался порой вполголоса выразить ему свое недовольство, чем приводил верную свиту миджарха в негодование. Фаран безумно ревновал Джозара к брату и дрожал от гнева, когда тот не выказывал повелителю должного почтения, называя «бешеным идиотом». Джозар же обычно посмеивался над ворчанием Джовера. Он заметил, что тому нравилось его нынешнее положение, и он охотно предавался своей новой деятельности. Однако в силу своего характера Джовер постоянно испытывал стыд перед Розалией и перед самим собой, отчего пребывал в извечном раздражении. Его головокружительная карьера смущала не только окружающих, но и самого Джовера, который, впрочем, не собирался отказываться от столь завидного положения. Фаран не мог не относиться к генералу с положенным почтением, но в душе ликовал, что подчиняться он ему не должен был, будучи личным охранником Джозара.

Во время обеда он стоял за спиной своего повелителя, наблюдая как тот ест, и злобно косился на Джовера, который отвечал ему насмешливым взглядом и подчеркнуто смачно жевал свою пищу, тщательно обгрызая кости. Оба они, однако, радовались, что Джозару хватило ума не заполонять миджархию рыцарями-медведями. Фарану надоело гнаться за благочестивым орденом и он вкусил всю прелесть истинно возвеличенного положения за плечами Джозара. Тот в свою очередь прекрасно видел настроения своего клеврета и умудрялся одаривать его милостью и полномочиями, держа, однако, дистанцию. Посему Фаран так и не стал другом и членом семьи, стоя за обедом у стула своего господина. Его это, впрочем, совершенно устраивало, и Джозар был сам собой доволен, как ловко ему удалось всех расставить по своим местам.

Впрочем, не все так радовало Змееборца, как должно было. Беременность Рижель закрывала ему двери в ее спальню и Джозар изнывал, срывая дурное настроение на своей челяди и, временами, колотя первого, кто попадется под руку. Зачастую это был кто-нибудь из местных лакеев или военных, которые охотно вступали с правителем в рукопашную, на деле подставляя ему все самые беззащитные места, дабы тот насладился насилием. На дружескую борьбу это совсем не походило и он самозабвенно избивал их, пока Фаран не подавал ему знак, что пора бы остановиться.

Гипнотическая жестокость Джозара завораживала людей, угодливо предоставляющих ему свои тела для отвода бурной звездной души. Впрочем, это было лучшим исходом для всякой жертвы рассерженного миджарха, о котором шептались, что тот мог запросто приказать своим десятерым служителям выпотрошить на своих глазах любого неугодного, хоть такого ни на чьей памяти и не случалось.

Так продолжаться дальше не могло, и дворяне принялись подсовывать Джозару самых красивых женщин Гризая. Но тот выталкивал их взашей, испытывая стыд и отвращение к подобной измене. Фаран тоже старался угодить господину и однажды притащил Джозару свою собственную сестру, которая была вне себя от счастья, оказавшись в миджархийской спальне. Но Змееборец ухватил девушку за юбку и вытянул за дверь. В конце концов, он так разъярился на столь богохульные выходки своих приближенных, что объявил, что казнит любого, кто еще раз заикнется о необходимости заиметь любовницу. Один муж – одна жена! И Джозар отправлялся молиться в святилище и делал это столь истово, что буквально за полчаса умудрялся прорычать все молитвы какие знал, схвативши себя за косы.

Ему не хотелось никого кроме жены, и он старался так утомить себя за день, чтобы добравшись до кровати свалиться без памяти и проспать до утра. Вставал он рано и сразу отправлялся работать.

Собственную спальню Джозар отгрохал с размахом. Он приказал устроить его место сна, покоя и страсти в Желтом зале Советов – монументальном, сияющем янтарем, огромном помещении. Оттуда убрали прежнюю мебель, снесли каменные сиденья, а огромный стол перетащили в библиотечный зал. На его место водрузили гигантскую кровать под красно-золотым балдахином, где легко поместились бы пятеро человек. Но Джозар не учел того, что каждый вечер предаваться бешеной любви с Рижель у него не выйдет – та неизбежно беременела и уходила от него в самый дальний угол, страдая и ненавидя свое тело, свой плод, своего мужа и все на свете. Вот и сейчас она жила в бывшей комнате Розалии, спала на ее кровати и ела из ее посуды. Джозар же прозябал один в своей огромной постели. Ему было тоскливо и холодно, но он упорно засыпал в одиночестве, разбирая перед сном бешеный рой мыслей в своей голове.

Рижель мучилась постоянной болью и усталостью, измотанная сложной беременностью. Ей было дурно каждый день, она плохо соображала, была слаба и бледна, и все ее дамское окружение было призвано облегчить муки королевы. Она ненавидела свое бремя, ее безумно раздражал большой живот, ежедневная рвота, частые естественные позывы и вечная боль в ногах и спине. Она мечтала о родах как об избавлении и в то же время с великой ненавистью и страхом ждала их.

Рижель скучала по Джозару, но и радовалась тому, что он отстал от нее. Зная его натуру, она благодарила богов, что они даровали ему разум и терпение. Впрочем, терпению его вскоре пришел конец, и он все же заявился к ней, требуя от жены удовлетворения любым способом, что не повредил бы ребенку. Ей пришлось подчиниться. Джозар был безмерно счастлив и вскоре убрался к себе, ее же рвало после этого всю ночь.

 

В тронном зале он принимал дворян и прочий люд, явившийся к правителю за очередными великими милостями. Среди прочих донесений, прошений и вестей, лавиной валившихся на него со всех сторон, Джозару наконец возвестили, что явился рыцарь Лефгер Феторо. Тот изящно склонился перед Змееборцем, в поклоне своем тревожно уставившись на гигантский змеиный череп и нервно сглотнув слюну. Джозар не стал ходить вокруг да около и сразу ему обрадовался.

— А! Мой Феторо. Принес, наконец-то, добрые вести. Видят боги, я ждал от тебя письма две недели.

Лефгер замялся.

— Простите, милорд, некоторые обстоятельства…

— В Бездну обстоятельства. Ты ведь привез мне ключи от Белой Розы?

Лефгер еле ворочал языком.

— Нет, милорд, — выдавил он из себя слова, словно выдернул пару зубов. Резко воцарилась тишина. Джозар удивленно посмотрел на него.

— Объясни.

— Нам не удалось взять замок. Хитрая Мортигит и этот прохвост Торан Саннур отбросили нас и разбили бы на голову, но мы быстро отступили к побережью Отлиндов. Пока велась осада, Саннур подошел и напал на нас с тыла и нам пришлось перестраивать войска. Во время маневров Мортигит вывела из замка свою кавалерию и те смяли все окружение.

— Лефгер! – взревел Джозар. – Невероятный болван! Неужели я не могу поручить тебе даже простейшее задание – взять какой-то несчастный замок, будучи во главе столь внушительного войска? Когда под моим началом мы возвращали почтенным Орелло и Ферворе их земли, вышибая Мортигитов и крассаражцев словно паршивых псов, все шло прекрасно. Но стоило мне довериться тебе всего один раз, как все стало хуже некуда. Дрянная разведка, скверные капитаны, и сам ты тупее пустого ведра! – тут Джозар вспомнил, что при дворе полагается быть учтивым. — Твои мозги подобны жемчужине на твоей шляпе!

— Так же блистательны? Так же драгоценны? – ехидно поинтересовался Фаран.

— Нет, так же крохотны и незаметны!

Фаран усмехнулся и потер руки. Лефгер побледнел. По его лицу ползала муха, но он был не в силах согнать ее. Гнев Джозара обязательно оборачивался действием и Лефгер был готов уже ко всему. Но Змееборец устало махнул на него рукой.

— Давай сюда, — он протянул руку за свитками, где Лефгер настрочил свои отчеты. Джозар развернул один из них, злобно скривился и раздраженно вздохнул. – Вот что, Феторо. Проучить тебя необходимо. Но раз виной всему твоя беспросветная тупость, то сам же ты себя и накажи. Мне некогда таскать тебя за шкирку, и моим людям не хотелось бы тратить на это время. Поэтому вот тебе мои ноги – избей себя сам, пожалуйста. И сделай милость, бей добросовестно. Дабы не пришлось переделывать за тебя и эту работу.

Джозар протянул пораженному Лефгеру свои ноги и тот ухватил правителя за правую голень. Он встал на колени, положил голову на змеиный череп и принялся с силой опускать стопу Джозара на собственный висок. Он долбил себя сапогом  миджарха так остервенело, словно и впрямь пытался размозжить себе череп. Джозар же, чуть подергиваясь, вчитывался в свитки и передавал прочитанное Фарану.

Все присутствующие в ужасе взирали на эту сцену. У Лефгера лилась носом кровь, сила его ударов стихала, но Джозар прикрикнул на него и тот снова с усердием принялся давить собственную голову ногами Змееборца.

— Дальше, что у нас там дальше, — раздраженно проговорил Джозар, облокачиваясь на поручень трона. Вперед, дрожа, вышел какой-то лорд, раскланиваясь и отбрасывая назад длинную мантию. Он вручил миджарху свои бумаги и тот вновь погрузился в чтение, изредка что-то уточняя у лорда. Он даже улыбнулся, получив достаточно хорошее  донесение. Лефгер, обливаясь кровью, все бил и бил себя по голове.

Джовер бесстрастно смотрел на брата, ни во что не вмешиваясь. Ему было плевать на Лефгера. Мысленно он возвратился в прошлое, вспоминая, как Розалия восседала здесь на прежнем малахитовом троне и вокруг нее царила атмосфера галантного и мирного двора. Вспомнил он так же и тот отвратительный день, наступивший после коронации Джозара. Как, вырвавшись из заточения и отлупив брата до полусмерти, а так же получив от души и по собственной печенке, он в неизменной компании Джози и его свиты отправился проведать свергнутую королеву…

 

…Комнатушка, занимаемая прежде старой леди Гроффолкс, была под стать той каморке, где томился Джовер — маленькая, тесная, скудно обставленная. Одно ее выделяло — огромное окно, из которого прямо на большой дубовый стол лился свет.

Подойдя к двери, Джозар бесцеремонно забарабанил по ней кулаком.

— Миледи, ваш миджарх явился вас проведать! Со мною Джовер, к вашему удовольствию. Можно ли нам войти? Одеты ли вы?

Джовер взглянул на него, яростно сверкая глазами, и воззвал к Розалии сам:

— Миледи, подайте же голос! Все ли с вами в порядке? Можно ли войти к вам? Вы слышите меня?

Ответом им была тишина.

Джовер толкнул дверь и быстро вошел внутрь. Он горестно вскрикнул и бросился к Розалии.

Она сидела на полу. На ней было ее роскошное королевское платье, порванное на лифе, залитое вином, смятое и несвежее. Волосы ее были распущены и всклокочены, в них запутались украшения. Диадема с рубиновой звездой валялась у ее ног. Розалия сидела на полу возле кровати, глядя в пустоту, и казалось, не слышала Джовера вовсе. Он дотронулся до ее бледной щеки и вновь позвал ее по имени. Она перевела на него пустой взгляд. По пальцам Джовера пробежала слеза.

Джозар со своими рыцарями ввалились в покои и тут же заполонили все помещение.

— Роза, ты упала? — встревоженно спросил Джовер. — Тебе больно? Где прислуга, тысяча демонов? Почему никто не ухаживает за тобой?

Раздалось громкое улюлюканье. Джозар расхохотался — в кровати посреди огромных подушек и одеял на животе спал голый Варт, крепко сжимая в руках бутылку. Рядом валялось еще три пустых бутылки. На полу тоже что-то позвякивало.

— Господь вседержитель! — ахнул Джозар. — Сколько же выжрал этот молодчик? Но вообще я его понимаю.

Рыцари его громко заржали. Джозар завалился на кровать рядом с Вартом и приподнял за волосы его голову — та безжизненно болталась.

— Славно провел время, дружище! — проорал ему в ухо Змееборец. Но Варт был мертвецки пьян и не мог слышать его издевок.

Джовер посадил Розалию в кресло и прикрикнул на лакея Джозара — Болджера.

— Бегом ищи служанок и волочи их за космы сюда ко мне!

Лакей угодливо попятился к двери, косясь при этом на своего хозяина. Тот лениво махнул рукой и Болджер бросился исполнять приказание.

— Роза, он обидел тебя? — Джовер указал на Варта. Та молчала, глядя в пространство перед собой. Джовер гневно оглядел солдатню, гогочущую перед кроватью, на которой развалился Джозар.

— Убирайтесь отсюда, живо! — рявкнул он на них.

Фаран презрительно хмыкнул.

— Или что?

Джовер встал и медленно подошел к нему.

— Или я вышвырну тебя в окно, псина.

Фаран, было, подался вперед, но Джозар прикрикнул на него.

— Остерегись, Фаран! Впредь слушайся лорда Валлироя как меня самого. Ступайте, быстро.

Фаран смерил злобным взглядом Джовера и вышел вон, за ним последовали и все остальные.

В комнате царил беспорядок. На полу валялись одежды, оружие и латы Варта, бутылки, деньги и разный хлам. Сундук в углу был открыт, белье в нем разворошено — очевидно, Варт что-то искал в нем. Ванна у камина была пуста. На дне ее валялась дохлая мышь.

Джовер снова присел у ног Розалии.

— Скажи хоть слово, Роза. Что мне сделать?

Та посмотрела на него усталым взглядом.

— А что ты можешь, Джовер? Что же?

— Позволь увезти тебя отсюда! К нам в Лучезарный замок. Ты будешь…

— Нет! — раздался голос из кровати. Джозар утирал краем простыни вновь раскровившийся рот. В драке Джовер знатно разбил ему губу. — Она никуда не поедет. Ей была предоставлена возможность жить в собственном замке, но она отдала его этой полоумной Мортигит. Поэтому будет жить здесь. Со мной, — подчеркнул он с кровавой улыбкой. — Я так сказал и так будет.

— Если я верну замок, выпустишь ли ты ее? — процедил Джовер.

— Пожалуй, — кивнул Джозар. — С дерзкой Авиорой я и сам не прочь бы разобраться. Твое содействие мне очень кстати.

— Позволь мне как-то помочь тебе, — вновь обратился Джовер к Розалии. Но та лишь покачала головой.

— Ты мне уже не поможешь, Джовер. Наша история окончена, как и твоя служба мне. Все встало на свои места. Все так, как и должно было быть с самого начала. Судьбу не обманешь — как бы мы ни пытались перекроить ее, она сама расставляет нас по своим местам. Рижель стала королевой, как и должна была. А ваш с Джозаром тандем возродился и вновь окрепнет. Не спорь, так и будет. И я рада за тебя. Для тебя я сделала все что могла. Чтобы ты был могуществен и счастлив. Но того же для своего государства совершить не смогла. И уж не Джозар тому виной, я осознаю это. Изначально все было неправильно.

— Нет, все было правильно. И ты была самой чудесной королевой из всех возможных. И время, что ты правила, было мирным, а край процветающим.

— Но все же миром правят штаны и их содержимое, Джовер, — горько усмехнулась Розалия.

— Категорически согласен! — откликнулся из кровати Джозар. — Народ во все времена жаждет лишь двух вещей — половых удовольствий и войны. Поэтому я и победил. Люди возжелали меня и возжелали воевать. Дай людям прекрасного как день лидера и вылепи страшного как смерть врага — и они ваши! Леди мудра и честна! Отдаю вам должное.

Розалия бросила на него мрачный взгляд. Джовер вздохнул.

— Знаешь, Джеки как-то сказал мне: мы сами творим свою судьбу. Делая выбор, мы прокладываем свой путь, полный поворотов и мостов через несчастия и беды повседневности.

— Красиво сказано. Но Джеки далеко не всегда прав, — с горечью сказала Розалия. — Как видишь. Он не бог и не пророк, чтобы учить нас жизни. Пора начать жить самостоятельно и не цепляться за него.

— Давным-давно пора, — вновь подал голос Джозар. — Освободитесь от его демонической притягательности и вернитесь в реальность. Теперь вместо Джеки у нас тут этот замечательный румяный пьянчужка.

Он размашисто шлепнул Варта по голому заду. Джовер раздраженно махнул на него рукой.

— Роза, я знаю, ты любишь Джеки.

— О, я смотрю, теперь и ты знаешь наш маленький секрет? — усмехнулась она. Джовер опустил глаза. – Это в прошлом. Теперь же я просто-напросто буду шлюхой миджархийского рыцаря, каждый день покорно ожидающей его в своей комнате.

— Ты не обязана быть с ним, — сердито вскричал Джовер, кивнув головой на Варта. — Если хочешь, я вышвырну его вон прямо сейчас.

— Нет, нет! — воскликнула Розалия. — Оставь его. Он все, что у меня осталось. Одиночества я сейчас не вынесу. Если будет на то нужда, я и сама смогу выставить его.

— Если он и впредь будет так надираться, я быстро объясню ему, как полагается себя с тобой вести. И буду приглядывать за ним.

— Оставь его, оставь. Я разберусь с ним сама.

Розалия вновь уставилась в одну точку перед собой. В этот момент двери распахнулись, и Болджер втолкнул в комнату двух всхлипывающих служанок, ухватившись за их шевелюры. Все приказы он исполнял с великой точностью.

— Вы, мерзавки, как посмели бросить свою леди? — напустился на них Джозар. Он влепил обеим по увесистой пощечине. Девушки, рыдая, опустились перед ним на колени, схватившись за покрасневшие от неслабых ударов лица. — Быстро приберите здесь, чтоб все блестело. Выкупайте леди, ухаживайте за ней как подобает. Одевать роскошно, кормить с моего стола. Если узнаю что вы где-то сплоховали, шкуры с вас сдеру, казарменные потаскухи.

Джовер поцеловал Розалии руку.

— Я еще вернусь, — сказал он на прощание.

— Пожалуйста, не надо, — попросила та. — Ни ты, ни Джеки, ни… тем более Джозар. Чтобы никто из вас. Оставьте меня. Хоть ненадолго, хоть на время, умоляю… не видеть ваше лицо, общее на троих.

Джовер печально поглядел на нее и смятенно покинул ее покои. Джозар проследовал за ним, с подчеркнутой учтивостью кивнув на прощание хозяйке комнаты…

 

Резкий выкрик Джозара вывел его из задумчивости. На полу валялась кипа бумаг, и какой-то придворный резво ползал по полу, собирая документы. Джовер подобрал пару листов у себя под ногами, вышел вперед и вручил их ползающему. Он низко склонился перед братом, поднялся и медленно проговорил спокойным как скала голосом:

— Великий милорд, дозвольте мне разобраться с замком Белая Роза. Я давал обещание, что помогу вернуть его.

— Вам ли, генерал Валлирой, носиться с этим проклятым замком, — хмыкнул Джозар. – У вас полно дел поважнее и вы нужны мне здесь.

— Но вместо того чтобы торчать тут и наблюдать как Феторо пачкает пол своей кровью, я мог бы уже привезти вам ключи.

Мокрый, багровый Лефгер без сознания лежал у ног Змееборца, обняв череп Крэя. Джозар рассмеялся.

— Ах, возлюбленный брат мой! Для тебя — что угодно, — великодушно провозгласил он. – Славная маленькая война тебе по душе, я знаю. Ты дрожишь от желания поучаствовать в звенящий битве, где в дикой сече сшибаются с треском копья и гнутся латы. Я как никто тебя понимаю. Что ж, отправляйся. Бери с собою своих лучших воинов, надевай лучшие доспехи и вперед, на осаду Белой Розы. И да сопутствует тебе удача.

Джовер раскланялся и, пятясь, отошел от трона. Он направился прочь из зала и в дверях столкнулся со своим сиятельным племянником. Дреки радостно вскрикнул и бросился навстречу дяде. Тот вначале церемонно склонился перед ним так же как прежде перед братом, после присел и встретил мальчика с распростертыми объятиями. Он взял его на руки и с улыбкой принялся что-то нашептывать на ухо. Мальчик смеялся и хлопал руками по черноволосой голове своего дяди. Джовер загадочно посмотрел на Джозара, еще более загадочно усмехнулся, поставил миджарха на пол и, растолкав свиту мальчика, вышел вон.

Джозар спустился по телу Лефгера как по ступеням и тоже вышел сыну навстречу. Он опустился перед ним на одно колено, как и все окружающие, и ласково улыбнулся ребенку.

— Доброго дня, великий милорд, сын мой. Прекраснейший, великолепнейший, могущественнейший, чудеснейший!

Он торжественно усадил малыша на низкий трон и сделал знак, чтобы кто-нибудь из свиты вручил малышу игрушки. Тотчас в руках Дреки оказался его любимый меч и лошадка с гривой из меха лисицы. Джозар сунул руку в карман серебристо-алого кафтана и вынул искусно сработанную, изящную серебряную птичку с золотыми крыльями. Он вручил вещицу сыну и тот стал с интересом рассматривать ее глаза из драгоценных камней и разноцветные перья хвоста. В зал вбежал Монер и сразу бросился к Дреки. Он лаял и вилял хвостом, пытаясь запрыгнуть на трон к своему маленькому хозяину. Тут он заметил Лефгера, понюхал пролитую им кровь и тихо заскулил.

— Больно, — сказал Дреки, указывая пальцем на солдата, лежащего без сознания в ногах отца. Джозар вздохнул, усмехнулся и кивнул.

— Да, Дреки, ему больно. За многое человек в своей жизни расплачивается болью.

— Больно, — повторил мальчик, расстроенно глядя на Лефгера. Он сполз с трона и чуть прикоснулся к руке солдата. Он гладил его по тыльной стороне ладони и встревоженно всматривался в разбитое лицо молодого человека.

— И это правильное воспитание, милорд, — проговорил отец Валлирой, показавшись среди придворных. Лицо его было красно и отечно, глаза сбились в кучу. – Должно ребенку понимать такие вещи. Сызмальства должен быть приучен он к тому, что кровью омывается любая власть. Кровь подчиняет. Должен подчиняться крови! Подчиняться отцу и своему долгу! Таких как он нужно учить подчинению с раннего возраста, чтобы потом… не случилось чего.

Он громко икнул. Джозар с раздражением глянул на отца и прищурил глаза, сжав губы. Внезапно он вскочил и схватил старого лорда за затылок. Он пригнул его к самому полу у ног Дреки, приговаривая:

— Ты не забыл перед кем стоишь? Где твой учтивый поклон? Ах да, твои глаза так заплыли, что ты, вероятно, не отличил бы трон от отхожего места, старый забулдыга. Кланяйся же! Подчинись прежде ты сам. Склонись перед этим ребенком. Ты должен вечно склоняться перед ним!

Старый Валлирой хрипло засмеялся, цепляясь за голени и руки сына.

— Ты великий человек, Джози! Великий храбрец и великий глупец! Великий человек! О, твое имя и через пятьсот лет будет знать каждая собака! Ты оставишь глубокие следы в истории, наполненные не дождевой водой, но кровью!

— Всё, уберите его на место, — махнул рукой Джозар, устав слушать пьяные тирады отца. Стража потащила лорда прочь в его покои, заваленные бутылками. Жил он один. Леди Валлирой, которая так и не смогла оправиться от своего заточения в казематах, куда ее бросила Розалия, обвинив в заговоре против королевы, добровольно ушла в Серый монастырь. И лорд отныне обретался в миджархии в роли полусумасшедшего, чем глубоко возмущал Джозара и вызывал полное презрение Джовера, который тоже никак не мог понять отчего отец ведет себя так по-скотски. Правитель, однако, все не мог отделаться от него, стыдясь своего желания засунуть пьяного лорда в сундук и швырнуть в море. Он и злился, и жалел его. Тот выходил из своей каморки редко, поэтому Джозар махнул на него рукой. Он охотно спаивал отца, давно заметив, что спьяну тот говорит гораздо более разумные вещи чем на трезвую голову. Пьяным старый лорд был не опасен, но все же выводил Джозара из себя, и тот предпочитал, чтобы он напивался где-нибудь в темном углу или в своей норе.

Дреки рассматривал свои ладошки, испачканные кровью. Он задумчиво подошел к своим дворянам и вытер руки о парчовую серебристую юбку какой-то леди.

— Что за манеры, юный лорд! – не вытерпела та, процедив сухим голосом. Джозар резко поднял на нее взгляд. Это была мать Рижель, старая леди Гроффолкс. Она ходила в свите Дреки и еле сдерживалась, чтобы взять и не отшлепать внука, который напропалую шалил и веселился, пачкая все вокруг, расхаживал голым по коридорам да делился со стражами своими пирожными.

— Вы что-то хотите сообщить мне о моем сыне, чего я не знаю, миледи? – учтиво обратился к ней Джозар. Леди поджала губы и склонила голову, но вдруг не выдержала и выпалила, с прищуром глядя на него:

— Простите, великий милорд, мальчик избалован и не знает никакой меры. Как стать ему достойным правителем, если он не усваивает правила поведения и приличия? Если воспитывают его вседозволенность и бардак. Он делает что хочет, не понимая причин и следствий. Пока еще в силу возраста, но вскоре это может перейти в обычное тупоумие. Разнузданность необходимо высекать поркой, милорд. Битьем по рукам, хотя бы подзатыльником. Иногда выбить излишнюю дерзость бывает полезно, кому как не вам это знать. И если Штольдрек неприкосновенен как правитель – должно выпороть одного из его сверстников, дабы узрел правитель последствия своих выходок и осознал власть насилия.

Джозар взял Дреки на руки и взгромоздился на свой высокий трон. Он позволил сыну обтереть вновь свои ладони о его драгоценный кафтан и крепко стиснул его, прижав к груди. Перепачканные кровью, они возвышались надо всеми, обнявшись и глядя друг на друга с обожанием и нежностью. Джозар медленно повернулся к леди и впился в нее сверкающим взглядом.

— Что такое насилие, миледи? — вопросил он. – Человек хочет унизить, подчинить себе другое существо – человека ли, животное. И тем самым желает возвыситься сам, утвердить свой авторитет. Насилие это власть. Скверно ли это, желать власти? Отнюдь. И что за власть без насилия, верно? Они неразделимо связаны. Желаю ли я власти над умами зрелых людей, которые поддерживают своими плечами наш мир, которые способны своими мыслями менять действительность? О да. Буду ли я применять к ним насилие? О да. Ибо они знают, что насилие и власть суть одно и то же, и желая себе властелина, желают и насилия над собой. Подчиняясь, пресмыкаясь, они требуют насилия, жаждут, чтобы ими правили, ими — людьми, которые боятся и ненавидят себя, но лелеют своего возлюбленного лидера. Разум их зрел и они вольны делать выбор. И зачастую этот выбор будет стоить им жизни.

Но дети… Они не понимают природы насилия, которое суть подчинение, власть. Оно страшно и неведомо им. Насилие над детьми рождает в их сердцах ненависть, злобу, желчь – яд! Оно ломает их, лишая воли. Лишая выбора. Сломанный озлобленный человек – это ли человек будущего? Отнюдь. Ярость, злость, побои ранят детские души. Они ничему не учат детей, не помогают им понять этот мир. Мир взрослых людей, а значит мир насилия.

Ну а что же сказать о том, кто свершает насилие над детьми? Я знаю одно лишь слово, в полной мере описывающее такого человека – слабак. О да, ударивший ребенка – обычный слабак. И как бы он не обмазывал себя мудростью и доблестью, он слабаком был, слабаком и остался. Ибо истинно слаб и бесчестен тот, кто желает подчинить несмышлёного.

Так вот я не таков, дорогая миледи. Я не слаб. Я не стану свершать насилие над тем, кто несмышлён и беззащитен. Я не стану насаждать свой авторитет там, где он и так силен, я не одержимый насильник, скрывающий собственную слабость. Я — Змееборец, тысяча демонов, и покоряю чудовищ, которые сильнее меня в сотни, тысячи раз – гигантских змей, армии, народ. Не малых детей. Мой сын слишком юн, чтобы подвергать его муштре и премудростям манер и выживания. Как и все его сверстники, он маленький беззащитный мальчик, ему полагается напропалую веселиться — петь, танцевать, смеяться и играть, и я подарю ему то детство, которого он заслуживает. Вы – другое дело, вы вооружены. Зрелый разум – ваше оружие. И с вами я мог бы разобраться самым невероятным образом, чтобы вы и все прочие осознали мою власть, и закрепили в своей памяти уже навсегда, — Джозар умолк. Леди побледнела и сделала шаг назад. Но правитель продолжил: — И я не стану этого делать. Ибо мне по душе то, как вы высказались, без страха, с почтением и достоинством, не лебезя, но и без дерзости. Вы беспокоитесь о своем миджархе и о будущем Гризая, и мне так же это по душе. И что б я был за регент, если бы наплевательски относился к вашим словам о возможном упущении в воспитании своего повелителя? И что б я был за отец, если бы отверг ваши опасения насчет воспитания своего сына? Я сделал свои выводы и решил, что вы все же правы – урок преподать стоит. Сейчас я сделаю выговор своему сыну и повелителю при всем честном народе, дабы впредь все извлекли из этого урок.

Он повернулся к мальчику и сказал, чуть улыбаясь:

— Милорд, сын мой Дреки, сердце мое, прошу прощения за дерзость, но вынужден вам сообщить, что вы свершили прескверный поступок, испортив платье леди. Поступать так не полагается, ибо последствия таких деяний грустны и неприятны для окружающих. Впредь вытирайте руки о полотенце или об себя самого, если слуги не удосужились поднести его вам. Если вы еще раз проделаете такой фокус с достопочтенной леди, она лишится всех своих нарядов вообще. И знаете, что произойдет? – он сделал паузу. Дреки смотрел на него, открыв рот. – Леди придется шествовать по замку голой, сверкая во все стороны своими телесами и согреваясь собственными волосами. Ведь мы же не хотим этого, верно?

Мальчик мотнул головой.

— Не голой! Не голой! – пролепетал он и указал на побледневшую леди Гроффолкс, с вытянувшимся лицом смотревшую на отца с сыном.

— Согласен, — сказал Джозар, оглядывая ее с ног до головы. – О таком зрелище страшно даже помыслить. Итак, сын мой, усвоил ли ты мой урок?

Дреки кивнул. Отец улыбнулся, поцеловал его в лоб и спустил на пол.

— Ну а вы? – зловеще обратился он к свите мальчика. – Всё усвоили?

— Да, милорд, — раздался блеющий хор и шелест одежд приклонивших головы придворных. Они, пятясь, продвигались к выходу, следуя за своим маленьким повелителем, который резво побежал куда-то в компании задорно лающего пса.

Джозар облокотился на поручень трона и оперся щекой на руку. Он молчал, предавшись размышлениям. Ему вспомнился тот день, когда Джовер пришел знакомиться с Дреки, своим миджархом и племянником. Слова, сказанные тогда братом, всё не отпускали его.

…Они с Джовером поднялись в покои, отведенные Дреки. Целых три комнаты – игровая, спальня и купальня. В главной игровой царило шумное веселье, там было много народу: сам Дреки, кормилица его, две няни, трое каких-то дворян, призванных сопровождать ребенка, и трио музыкантов, которых нанял Джозар развлекать сына. По всем комнатам носился, виляя хвостом, Монер. У дверей стояла охрана.

Дреки никак не мог уснуть на новом месте, ворочался, тревожно спал и плакал. Поэтому под глазами у него темнели синяки, он был всклокочен и полуодет – по словам няни, он сам сорвал с себя одежду, оставшись в темно-серой рубашке и таких же штанишках.

В таком виде мальчик весело скакал вокруг музыкантов, певших и игравших ему на радость. Когда Джозар вошел, все замолчали и склонились перед ним, а Дреки обрадованно вскрикнул и бросился к отцу. Джозар тут же уселся на пол и обнял мальчика. Джовер опустился рядом, во все глаза глядя на венценосного племянника. Тот также удивленно воззрился на копию отца, указав пальцем на лицо Джовера. Джозар рассмеялся и принялся объяснять сыну что к чему, кто чей дядя и брат.

Джовер, открыв рот, смотрел на мальчика.

— Значит, это и есть маленький Дреки, — пробормотал он, загадочно улыбнувшись. – Он действительно прекрасен, Джозар.

Джозар горделиво задрал подбородок.

— Послушай-ка, – внезапно расхохотался Джовер, указывая пальцем на мальчика. – Ну неужели ты не видишь, Джозар, что он просто вылитая копия…

— Меня самого? Разумеется! Удивительно, правда?

Джовер все смеялся.

— Да уж. Твоя копия. Ты видишь это, не так ли? Только присмотрись, как он улыбается! – он взял племянника на руки и воздел над головой. Тот принялся извиваться и хохотать. – Ах ты, маленький Дреки! Любишь петь и плясать, значит? Правда ведь сидеть в тронном зале скучно и нудно?

Мальчик кивнул и хихикнул. Джозар скривился.

— Чему ты его учишь?

Джовер радостно взирал на ребенка.

— А ну-ка, Дреки, иди-ка лучше попляши.

Мальчик, топая ногами, забегал вокруг флейтиста, стукнул в барабан, провел рукой по струнам лютниста. Музыканты улыбались и охотно давали изучать свои инструменты. Барабанщик начал бой, лютнист запел уже, видимо, знакомую Дреки песню. Мальчик принялся подпевать ему на своем нехитром детском языке, незамысловатыми движениями выплясывая под музыку. Выглядело это очень забавно и трогательно, Джозар умилялся, но Джовер повалился на пол и продолжил покатываться со смеху.

— Ох, Джози, это лучшее, что ты создал в своей жизни! – вскричал он, утирая слезы. – Запомни — твое лучшее творение! Поверь мне, мой слепой братец. Но как же… это удивительно. Ведь как две капли воды. Этот чудный ребенок… Сами боги послали тебе его, Джози. Это знак свыше, пойми же его, прими его! Это знак тебе! И предостережение.

Джозар недоуменно косился на брата, радуясь его хорошему настроению и дивясь его словам.

 

Предыдущая глава

Следующая глава