Распахнув глаза, Джеки увидел, как в окно бьет ослепительный солнечный свет. Восход озарял его жилище. На противоположной стене даже появились настоящие красно-золотые отблески солнечных лучей. Слышался шум прибоя — за окном блистало море, омывающее скалистый берег.

Всё это выглядело таким настоящим и естественным, что Джокул на мгновение забыл где находится. В хижине ли на морском берегу? На портовом постоялом дворе в Гризае?

Осмотрев ровный серый потолок, он вспомнил, что вокруг все напичкано электроникой, ловко спрятанной и замаскированной под невинные вещи обихода.

Жилье ему подбирала Рэлия. Здесь было две комнаты — спальня и гостиная. Белый цвет отсутствовал — пол и потолок были серыми, стены оттенка меди, мебель была черной — в гостиной стоял огромный стол с множеством стульев и длинный диван. На полу вдоль стены расположились живые цветы, озаряемые подсветкой. Они росли прямо из пола, из черной матовой земли, яркие, кустистые и причудливые. Чуть поодаль росло какое-то изгибающееся деревце с толстым бурым стволом и малюсенькими листьями, да лежали большие черные камни, на них можно было усесться и смотреть в окно, которое было не визуализированным, а обычным окном на улицу. В стену напротив окна был вмонтирован гигантский аквариум, в нем плавали какие-то причудливые прожорливые рыбины и колыхался осьминог.

В спальне стояла широкая черная кровать, устланная темно-синим постельным бельем, на стене висело гигантское зеркало и рядом с ним находилась боковая дверь в душ.

Джеки медленно поднялся и направился прямиком туда. Он принялся с восторгом и удовольствием намываться, насвистывая и напевая что-то на крассаражском языке.

Одевшись и нацепив переводчик, он толкнул дверь спальни и, войдя в гостиную, вздрогнул от неожиданности. На диване сидел человек, сосредоточенно водивший пальцем по исходящему из коммуникатора голографическому изображению какого-то двигателя.

— Томон! Томон Трасер!

Тот вскочил и радостно протянул ему руку.

— Прошу, просто Том.

— Доброго дня, Том, — Джеки тряс крепкую ладонь бригадира.

— Доброго дня, Джек.

— Как ты здесь очутился?

— Сама Рэлия Астемир заявилась ко мне ранним утром, перепугала моих домашних и объявила, что я срочно нужен наверху. Честно сказать, я приготовился к самому скверному исходу, неужели хотели сделать выговор? Лишить премии? Но выяснилось, что всё наоборот. Мне, мол, надлежит сопровождать тебя, поскольку ты выразил такое желание.

Джеки рассмеялся.

— Не знаешь, здесь будут исполняться все мои желания?

— Пока что все. У тебя роскошное жилье, лучшая еда и вообще неограниченные средства. Так распорядился сам Эбреверт. Такова, видимо, программа вашей адаптации. Старую программу свернули еще сотни лет назад.

— Адаптации?

— Чтобы вы привыкли к местной жизни.

— Разве можно к такому привыкнуть.

Томон пожал плечами.

— Конечно. Вот к душевой же ты привык. Как ты раньше мылся? Под дождем или в пруду?

— У нас, знаешь ли, вообще-то имеются ванны, — развеселился Джеки, — но и под дождем приходилось, и в пруду, и в реке, и в озере, и в луже, и в лохани, и в море.

— Невероятно! Не может быть!  В настоящем море? — воскликнул Томон.

— Ну да. Потом еще в горячем песке необходимо поваляться – счистить соль.

Тот присвистнул.

— Ты как из древней сказки. «Человек, видевший море».

Джокул сочувственно посмотрел на него.

— Слушай, тебе никогда не приходило в голову выбраться отсюда? Вылез бы из башни, всласть бы накупался.

Томон усмехнулся.

— Запрещено. Мы не имеем права покидать Башню. Заповедная зона закрыта для нас. Возможно лишь воздушное сообщение на верхних этажах. Но у простого народа никогда не хватит средств для такого путешествия, да и толку в этом мало. Маршруты пролегают лишь из башни в башню — ну и какой с этого выхлоп? А вообще здесь не так плохо. На пятьсот тринадцатом есть подобие моря – оно даже соленое. Правда мне не довелось еще вживую увидеть его, очень дорогое удовольствие.

— Кстати об удовольствиях, — Джокул нетерпеливо потер руки, — пошли-ка раздобудем вина да пирог какой, есть охота до смерти.

— Вина? — недоуменно проговорил Томон. — Кто же пьёт вино с утра? К тому же это весьма дорогое удовольствие, стоит под два моих недельных заработка…

— Во-первых, за все плачу я, правда, я пока не умею. А во-вторых, я не знал, что здесь проблемы с вином. В городах, где я бывал, вино и пиво пьют гораздо чаще, чем простую воду, ибо чистота ее весьма сомнительна. Дешевое пойло продается на каждом углу.

— Я натурального вина не пил лет десять уже, — Томон почесал в затылке. – Производство его уж очень дорогое. Вообще я пью кофе в основном…

— Кофе?! У нас крассаражский южный кофе пьют только правители и то пару раз в год. Он не просто дорог, он бесценен!

— Хотел бы я попробовать. У нас дешевый кофе синтетический, но, в общем-то, вкус достойный.

— Не знаю, что значит синтетический, но выпью любой, и сейчас брошусь с голоду грызть эти камни.

Томон улыбнулся и, высунув руку из кармана, указал ладонью на дверь, пропуская Джеки вперед. Его облик радовал Джокула – вместо светящегося комбинезона Томон был одет в черные штаны и длинную малиновую рубаху с высоким стоячим горлом. Ботинки его были замысловатыми и напоминали изящную придворную обувь, модную среди миджархийцев – острый нос закручивался вверх словно ветка папоротника.

Он надел на запястье Джеки коммуникатор, который передала ему Рэлия, и показал, как с его помощью оплатить вино. Джокул не ограничился парой бутылок, он не постеснялся набрать про запас и оттащил в свое жилище целый ящик самого дорогого вина «Гранатовый Пожар». После совершения этой важной покупки, Томон повел его в пекарню, откуда приятно пахло горячими сдобными пирогами. Оттуда они вышли, каждый сжимая в руке по внушительному хлебу. В другой руке оба держали по стакану с горячим кофе. Джеки громко расхваливал местную пищу, он моментально проглотил свой пирог и осушил стакан, восторгаясь здешним кофе. Он повторил эту порцию завтрака дважды, и Томон изумленно взирал на него, поглощающего пироги с таким удовольствием, словно никогда в жизни не едал их. Так же Джеки купил целую бутылку натурального молока, которая стоила почти так же дорого, как и вино. И Томон с восторгом распил ее с ним на пару.

Закончив объедаться на светлых улицах пятисотого уровня, оба пешком двинулись к лифтам. До них доносилась музыка, мелодично переливаясь в живом исполнении, гулко бубня из колонок, из коммуникаторов, из визуализаторов – отовсюду. Это место было полным звучания, тишины здесь не бывало и ночами. Внезапно Джеки остановился – он услышал собственное пение. Томон рассмеялся, глядя на его растерянное лицо.

— Твое выступление на торжественном ужине обсуждает весь город. Песни твои слышали уже все, их транслировали с самой ночи. Даже дети знают мотив той короткой, самой последней песни. Моя дочь раз пятьдесят включала ее, я уже выучил ее наизусть, хоть и ни слова не понимаю.

Джокул почесал в затылке.

— Что же выходит – один раз спел и всё, долой за ненадобностью? Мои песни живут своей отдельной от меня жизнью, а я не нужен как исполнитель?

— Не совсем. Запись позволит наслаждаться твоими песнями в любое время. Лишь захочется услышать тебя – раздастся твой голос. Но живое исполнение всегда в цене. Ничто не заменит живого пения. Его любят, его жаждут, ведь выступление это не один лишь безликий голос, это весь ты.

— Я рад, что оно так. А то, если честно, стало жутковато.

Томон хитро на него посмотрел.

— Жутковато, говоришь? Слушай, Джек, я хочу тебе кое-что показать, прежде чем мы воспользуемся лифтом. Пройдемся подольше, но, поверь, оно того стоит. Тебе это будет интересно, обещаю.

Они устремились через посадочную площадь дальше по улице, минуя длинную вереницу дверей лифтов. Люди узнавали Джокула и радостно махали ему руками, включали на коммуникаторах его песни, подпевали ему. Он и сам себе подпевал, мысленно изумляясь такому парадоксу. Томон же влёк его всё дальше и дальше.

Они миновали лифты и свернули куда-то между домами, в строгий чистый переулок, на стенах которого пестрело множество надписей. Слова переплетались с цифрами, подводились разноцветными линиями — те вели к массивным металлическим дверям, которыми внезапно прерывался проход.

Томон приложил свой коммуникатор к датчику на замке. Раздался доброжелательный женский голос – «Подтвердите личность», и Томон назвал свое имя и фамилию. Что-то щелкнуло и, сипло ухнув, тяжелая дверь приоткрылась. Томон распахнул её шире, пропуская Джеки внутрь. Тот уверенно протиснулся вперед.

Они очутились в просторном тамбуре. Томон отпер очередные двери, и они оказались на небольшой площадке, от которой вверх и вниз вела чудовищно длинная и широкая лестница. Джеки пораженно озирался, сробев от неожиданной монументальности помещения. Лестница была тускло подсвечена. Плавно поворачиваясь, она убегала в темноту, теряясь среди громадных металлических перекладин, суровой щетиной прорезавшихся из стен. Между ними извивались сотни бурых металлических труб самых разных размеров, от тех, что толщиной в руку, до таких внушительных резервуаров, что напоминали стволы деревьев в проклятом лесу. Где-то за стеной что-то угрожающе гудело и лязгало металлом, словно колоссальный живой механизм недовольно ворчал, что его потревожили.

Лестничная шахта оказалась столь велика и грандиозна, что Джокул уже начал сомневаться, что все это смогли соорудить человеческие руки. Он взялся за перила и осторожно спустился на пару ступеней. Скосив глаза вниз, через поручень, он встревоженно охнул. Высота, которую он смог обозреть, была страшной – подсвеченные лампами площадки были видимы несколько десятков уровней, после чего сливались с тьмой. Волосы Джокула развевались от ветра, поднимающегося прямым потоком вверх. Он вцепился в поручень обеими руками и свесил голову вниз, ошеломленно уставившись в глубину как завороженный. Томон осторожно тронул его за плечо и мягко оттащил от пропасти.

— Эта лестница лишь одна из многих. Все они – сердцевины отдельных столпов, составляющих единое целое. Взгляни же изнутри на эти цитадели, выстроенные на костях тысяч барилцев.

Мощнейшие опоры и балки, огромные выступы в стенах, парапеты и трубы хороводом окружали лестницу словно кишки — позвоночник. Башня представилась Джеки громадным скелетом, опутанным материей. Они с Томоном были столь малы в этом громадном «горле» чудовищной башни, что казалось, оно вот-вот раздавит их тьмой, клокочущей где-то в его глубине.

— Шахты лифтов еще более впечатляющи, но туда у меня допуска нет, — сказал Томон. – По своему рабочему пропуску я имею доступ только на эту лестницу.

Джокул вновь подошел к перилам. Крепко ухватившись за них, он осторожно задрал голову и взглянул вверх. Картина была примерно та же – лестница вела в бесконечность. Джеки начало казаться, что башня и впрямь бесконечна. Ему захотелось вдруг исчезнуть отсюда и очнуться на какой-нибудь полянке в лесу, и чтобы чудовищная шахта оказалась сном. Он смотрел вверх и вновь не мог оторваться. И вновь Томон оттащил его и усадил на ступени.

— Уйдем?

— Нет-нет, останемся.

Джеки вздохнул.

— Сколько лет твоей дочери, Том? – спросил он внезапно.

— Восемь. Ее зовут Тиндра. Жену мою зовут Лирен. Они ни за что не поверили бы мне, что я провел день с тобой. Но я специально им не сказал, пусть будет сюрпризом, — хитро усмехнулся Томон. – Ведь ты не откажешься спуститься ко мне? Съездим?

— Разумеется.

— Они страшно обрадуются. Да и я рад тебя видеть, сам не знаю почему. Но тебе, видать, всегда все рады.

— Я и сам всегда всем рад.

Джеки с любопытством глядел на Томона. Это был прямодушный малый лет тридцати. На первый взгляд безыскусный, он все же был более замысловатым и серьезным. Казалось, порой буря чувств и переживаний одолевала его, но он успокаивал ее легкой усмешкой, пожимая плечами и привычно складывая руки в карманы. И сразу становился простодушным доброжелательным парнем, который здоровается за руку да идет себе дальше мимо, насвистывая. Вот и сейчас он сидел, вытянув ноги и сунув ладони в карманы штанов, да чуть усмехался себе под нос.

— Слушай, Джек, — медленно произнёс он. – Ты ведь не задержишься в Бариле.

— Не задержусь.

— Понимаю.

— Может, отправишься со мной?

Томон удивленно взглянул на него. Мгновение он помедлил. Затем покачал головой.

— Понимаю, — кивнул Джеки, — но я не мог не спросить.

— Я ждал, что ты спросишь, — улыбнулся Томон. – Было бы обидно, если бы не спросил.

Они поглядели друг на друга и рассмеялись.

Джокул встал и спустился на пару ступеней, изящно обернувшись кругом и щёлкнув пальцами. Под равномерный бой и металлический скрежет механизмов пропел он слова, тут же пришедшие ему на ум:

 

Мой друг в лесу спит под горой замшелой.

Мои друзья лежат на скалах белых.

Мои друзья раздавлены камнями в прах.

Мои друзья забиты в ящиках-гробах.

Мои друзья горят в багряной пасти.

Мои друзья разодраны на части.

Мой новый друг не умер смертью страшной —

Он заточен навек в ужасной башне.

 

Внезапно раздался голос Томона, и Джеки с восторгом слушал его ответ, лёгший на только что сочинённую мелодию. Он вдруг с изумлением осознал, что ещё никто никогда не пел вместе с ним. То, что бодро подпевали его солдаты, было лишь хоровым сопровождением, но не полноценной партией. Томон поднялся и перескочил через две ступеньки вверх, пропев свои незамысловатые строчки на мотив Джокула:

 

Со всеми ладив, дружбы истинной не знал.

Но ты, я чувствую, уже мне другом стал.

Как вышло так? Знакомы мы полдня.

Ведь слово друг так много значит для меня.

 

Ты прилетел как тот юго-восточный ветер —

О нём читают люди сказки детям.

И улетел в распахнутую дверь.

И жизнь моя изменится теперь.

 

Джеки  сделал шаг вверх и во весь голос запел свой ответ:

 

Бурлива жизнь моя, и я в ней одинок.

Протягиваю руку всем, кто просит.

Но дальше от меня их жизнь уносит.

А я все мчусь и мчусь по тысяче дорог.

 

Скиталец я, на месте долго не сидел.

Найду ли себе место во вселенной?

Или желание уж слишком дерзновенно…

Тогда мне путь лежит за космоса предел.

 

Томон спустился на ступеньку и сразу же продолжил:

 

Не убегай в космические дали

На поиски своей святой мечты.

Лишь обернись – тогда увидишь ты,

Что за спиной тебя ответы ждали.

 

Я верю, дни счастливые придут

И станет целый мир тебе понятным.

Шаги твои вернут тебя обратно

И вновь ко мне тебя и приведут.

 

Джокул, смеясь, добрался до Томона и крепко пожал ему руку.

— Том, это было прекрасно!

— Я люблю петь, — смущенно хмыкнул тот. – И за работой частенько….

— Уверен, что и все вокруг любят твой голос.

— Мои работяги да домашние разве что.

— Так давай же порадуем их нашим дуэтом! – гулко воскликнул Джеки, взбегая вверх по лестнице. – Ах, Барил всё же дивное место! Потому что в нем живут такие прекрасные люди. Сколько здесь нахожусь, встречаю их — один другого лучше. Страшная башня, и все равно чудесная.

 

Они ехали в лифте, заполненном людьми. Джокул сидел у стены, водрузив себе на колени огромную корзину, заполненную разнообразными дорогими деликатесами. На стене мигали номера уровней, которые были заказаны пассажирами при оплате. Четыреста двадцать третий. Несколько человек покинули лифт, зашли трое и заказали себе четыреста восьмидесятый. Номер встал в очередь и лифт тронулся дальше на триста шестьдесят пятый уровень.

Из корзины по лифту разносился дивный аромат свежеиспечённых пирожных. Джокул штурмовал магазины, выискивая самые лучшие, свежие и на его взгляд вкусные продукты. Он набрал целую гору выпечки, несколько бутылок молока, кофе, фрукты и огромное количество копченого мяса.

— Джек, — проговорил Томон, почёсывая затылок, — я уже понял, что ты крайне расположен к пище, но… если ты будешь столько жрать, ты не сможешь покинуть Барил, ты попросту застрянешь в дверях лифта.

— Да ведь это я не себе, — прокряхтел Джеки. Он вручил вторую тяжёлую корзину Томону и прислонил коммуникатор к витрине, — это для твоей Тиндры.

Томон просиял.

— В таком случае позволь мне угостить тебя одним из главных достижений человечества.

Он приложил свой браслет к другой витрине, открыл ее и достал что-то в яркой сверкающей упаковке.

Джеки развернул обёртку и повертел в руках коричневый брусок.

— Что это?

— Шоколад.

— Ты уверен, что это вкусно? Выглядит как лошадиный помет.

Томон громко рассмеялся, отломил краешек и с удовольствием съел.

— Ни разу не пробовал лошадиный помет. Вообще в глаза его не видал, как и самих лошадей. Но я уверен, что шоколад гораздо вкуснее.

Джеки пожал плечами и последовал его примеру.

Через полчаса они направлялись к лифтам, сгибаясь под тяжестью корзин, заполненных в том числе и шоколадом. Шоколад торчал из всех карманов Джеки. Шоколадом были вымазаны его губы.

— Знаешь, Том. Я начал задумываться о том, чтобы остаться в Бариле.

Томон усмехнулся.

— Интересно, что ты скажешь, когда попробуешь соралитовый виски.

— Я хочу попробовать всё. Побывать везде. Увидеть каждый уголок. Посетить каждый уровень.

— Рэлия говорила, что ты посетишь оперу, тебя пригласил сам Эбреверт. Думаю, после такого ты задумаешься еще крепче. Ты будешь в восторге, я уверен.

— Я даже не буду спрашивать что это. Пусть будет сюрпризом.

Томон искоса взглянул на него.

— И вот внезапно Барил показался не таким и страшным, верно? Дивно жить здесь, не видя шахт, не спускаясь на первый уровень, не взмывая на манипуляторе по наружной стене на двухсотый уровень, чтобы отремонтировать фотоэлектрический преобразователь. Да, «верхние» жители поистине благоденствуют, Джек.

Когда двери лифта разверзлись на нужном им пятьдесят втором уровне, Джокулу сперва показалось, что они по ошибке очутились в шахте.

Было вполне светло, но не было ощущения ласкового теплого дня, как на пятисотом. Освещение было достаточным — фонари горели на каждом шагу, и вся улица отчетливо просматривалась. Преимущественно синие и голубые здания мало-мальски оживляли городской пейзаж, однако, цвета выглядели здесь тусклее, сверху нависала темнота. Складывалось впечатление, что они зашли в огромный шкаф, который вот-вот выведет наружу. Задрав голову, Джеки с содроганием разглядел вместо неба гигантские разветвления труб, убегающие вдаль по потолку. Только приглядевшись, он понял, что это были толстые провода, подобные тому «канату», что нашел он в Черных горах, когда пробирался со своими спутниками в кромешной тьме. Они расползались по городу как гигантские щупальца, как массивные змеи, нависая над домами. Выше над ними клубилась густая тьма, скрывая, вероятно, в себе и другие неприглядные «внутренности» города.

Отсутствие неба над головой давило на него ощущением склепа. Безысходная усеченность этого мира угнетала и вынуждала глядеть себе под ноги, город словно прикрыли крышкой как гигантский гроб. Казалось, провода-змеи шевелятся словно ком отвратительных червей в омертвелой плоти громадной башни. Озираясь, Джеки брёл вслед за Томоном по полупустым улицам. Все на работе — пояснил тот. — Один я, похоже, сегодня бездельничаю.

Здесь не было скверов, сверкающих зданий, фонтанов и магазинов с вином и молоком. Здесь не пекли хлеб в уютных уличных пекарнях и не включали музыку. Было чисто и тихо. Издали иногда раздавались какие-то сигналы да местами гудели провода.

— Мы зовем их венами, — сказал Томон, указывая вверх. — Венами, по которым течет «кровь» Барила — электроэнергия.

Они добрались до небольшого одноэтажного дома с тёмно-синими стенами и раздвижными входными дверями белого цвета. Томон приложил к замку коммуникатор и двери разверзлись, пропуская их внутрь.

— Проходи. Будь как дома.

Он ушел куда-то вглубь, унося свою корзину, а Джеки принялся осторожно осматриваться. Он прошел в просторную комнату, где на полу лежал большой ковер, забросанный каким-то хламом — нитками, бусами, лентами, яркими картинками и банановой кожурой. Тут же валялись мягкие игрушки, краски и детский ботинок, который, очевидно, кто-то пытался украсить блестками и клепками.

Неподалеку у стены стояли нарядные коробки и корзинки с тканями, клубками шерсти и прочими материалами.

На стене за диваном висели большие, вставленные в рамки фотографии семьи Томона. И Джеки, поставив свою корзину на стол у окна, из которого было видно улицу, принялся разглядывать портреты жильцов дома. Жена Томона была миловидной короткостриженной блондинкой с приветливым улыбчивым лицом. Дочь их также была светловолоса и весела и сильно походила на мать. На всех фотографиях она смеялась, цепляясь обеими руками за шею Томона.

— Лирен любит фотографировать. Увидишь потом и другие её работы. Идём, покажу кое-что, тебе понравится, — сказал Томон, заглядывая в комнату. Джеки оторвался от фотографий и проследовал за ним. – Этот дом принадлежит мне. Я, наконец, выкупил его и подтвердил собственность в прошлом году. Конечно, хотелось бы жить повыше, но с каждым уровнем вверх жилье всё дороже, а выше сотого уже стоит просто баснословных средств.

— Это там, где включают небо?

— Именно. Тиндра ездит на учебу на восьмидесятый уровень и пока ни разу не попадала на уровни выше. Я и сам побывал на пятисотом лишь второй раз в жизни и то благодаря тебе.

— То есть она не видела неба даже такого, какое там показывают?

— Ну да, — вздохнул Томон. – Чтобы ездить наверх мало просто оплатить проезд, нужен еще пропуск – право подниматься выше сотого уровня. И право это очень дорогое, получают его лишь единицы. Жители нижних уровней всегда мечтали о праве равном для всех. Понятно, что небо здесь никто не установит, да и парков нам здесь не видать, но хоть беспрепятственно ездить-то по своей родине мы могли бы.

— У тебя ведь есть пропуск на лестницы. Вы могли бы переходить по ним.

— Нет, — Томон покачал головой. – Там же везде видеонаблюдение. И такие походы всегда оканчиваются лишь одним – блокировкой всех дверей кроме исходного уровня. Не выбраться иначе, кроме как вернуться.

Джеки промолчал. Он хмурился и кивал Томону, который, наконец, привел его в самое дальнее помещение дома. Том нажал на кнопку и двери разъехались в стороны – большая, хорошо освещенная комната с ярко-желтыми стенами приободрила Джокула. В ней было столько всего интересного, что глаза его разбежались. Здесь не было окон – лишь длинные яркие лампы на потолке. Повсюду стояли верстаки, заваленные диковинными предметами – всевозможными деталями, рабочими инструментами, опилками, мотками какой-то проволоки, проводами и креплениями.

— Чем это ты здесь занимаешься? – пробормотал Джеки.

— Я изготавливаю электрогитары, — Томон кивнул на противоположную стену. Джокул развернулся и восторженно уставился на висящие на ней музыкальные инструменты. Все они блестели металлом и словно дышали новизной. Джеки провел рукой по струнам – раздался сиплый тихий звук. Томон рассмеялся, заметив, как он попытался скрыть свое разочарование. Он снял со стены гитару, перебросил через плечо ремень, нажал какую-то кнопку и тронул струны. Громкий ладный аккорд огласил комнату. Томон пробежался пальцами по грифу, сыграв несложную мелодию.

— Невероятно. Ты настоящий мастер! — восхищённо вскричал Джеки.

— Да вовсе нет, — усмехнулся тот. – Шибкого мастерства тут нет, я просто занимаюсь этим в свободное время. Впрочем, мои гитары хвалят и даже охотно покупают.

— Я же вижу, что ты мастер. Поиграй, пожалуйста, еще.

Он уселся на стул и принялся слушать, как Томон демонстрирует возможности своей гитары, переключая ее во все возможные режимы.

Томон играл и играл, задумчиво импровизируя и что-то мурлыкая себе под нос. Мелодия, выдуманная им на ходу, заинтересовала Джеки и он тут же сочинил какой-то замысловатый куплет. Томон вторил ему, и так и пели они на разных языках, прекрасно понимая друг друга без переводчика, который Джеки отключил, дабы тот не мешал их совместному творчеству.

За этим громким занятием их и застали жена и дочь Томона, ошарашенно уставившиеся на их дуэт, стоя в дверях. Томон улыбнулся и отложил гитару.

— Том, это же он! — проговорила его жена. Тот гордо улыбнулся и кивнул. Она подошла к Джеки и протянула руку. – Это же вы! Здравствуйте, Джеки Валли. Я Лирен, а это Тиндра. Мы не знали, что вы… здесь. Мы вам очень рады! Но простите, мы не ожидали вас и… совершенно не подготовились…

— Не надо ни о чем беспокоиться! — воскликнул Джеки, крепко пожимая ее ладонь обеими руками. — У вас прекрасный дом! Мне все здесь безумно нравится. И готовить ничего не нужно!

— О еде уж точно не тревожься, — сказал Томон. — Зайди на кухню для начала. Мы пришли не с пустыми руками. Джек сам выбирал блюда на ужин и сегодня в меню молоко, бекон, шоколад и булки.

— Привет, — Джеки подошел к Тиндре и присел на корточки. — Эй?

Девочки стояла, зажав руками рот, и глядела на него такими округлившимися глазами, словно у Джокула росли рога на голове.

— Тиндра, полагается здороваться при встрече, — заметил Томон. Тиндра что-то пискнула в кулак.

Джеки хитро улыбнулся.

— Знаешь, я тут купил тебе всякого. Твой отец сказал мне, что ты обожаешь молоко и пирожные. Но раз ты зажимаешь рот, то пойду-ка я сейчас один всё это проглочу.

Он хищно облизнулся, шумно потёр руки и встал.

— Нет! — вскричала Тиндра, убирая руки от лица и весело взглянув на него.

— Ты хочешь мне помочь уничтожить всю эту гору еды?

— Ужасно хочу!

— Идём же.

Он взял ее за руку и они направились в комнату, где он оставил свою корзину.

Лирен, яростно жестикулируя, беззвучно атаковала мужа мимическими вопросами и восклицаниями. Тот лишь посмеивался.

— Мой сюрприз удался на славу! — с удовольствием заметил он.

Вчетвером они уселись на полу в комнате с фотографиями и принялись уплетать лакомства, которые накупил Джеки. Они с Тиндрой расстелили на полу покрывало и вывалили содержимое корзины прямо на него.

Тиндра не умолкала, засыпая Джеки вопросами, непрерывно делала его снимки и показывала ему свои богатства — рисунки, самодельные украшения и игрушки, которые сшила самостоятельно. Джокул с восторгом рассматривал ее труды и даже разрешил ей украсить себя какими-то цепями с подвесками и бусинами.

Вопросы Тиндры ставили Джокула в тупик. Временами он поглядывал на Томона, чтобы убедиться, что не болтает лишнего.

— Говорят, внизу там много убивают, — зловещим голосом проговорила девочка. — Это очень страшно? А ты убивал людей, Джеки?

— Тиндра!  — ужаснулась Лирен.

— Ну… — Джокул вздохнул. — Убивал, да. Но только злых, скверных людей, — спохватившись, добавил он. – Или военных, для которых умирать – работа.

— А кем они были?

— Разбойниками, фанатиками, солдатами.

— Они были очень злыми?

— Они угрожали мне и моим людям, хотели убить нас. Поэтому мне пришлось остановить их.

— А тебе было страшно?

— Очень.

— Первый раз?

— Каждый раз. Десятки раз. Всегда очень страшно. Убивать всегда страшно. Потому что это скверно, неправильно.

Лирен всплеснула руками.

— Тиндра, немедленно прекрати расспрашивать Джеки об убийствах!

— Десятки раз! Это стольких ты убил? – ахнула Тиндра, снимая на видео его озадаченное лицо. – Зарубил насмерть своим огромным мечом, да?

— Тиндра!! – укоризненно шикнул на нее Томон.

— Заколол, — с грустной улыбкой проговорил Джеки. – Я должен был.

— Как же жутко! – протянула девочка. – Бедненький, тебе, наверное, так страшно там все время… Ты ходишь с оружием постоянно?

— Я и сплю с ним.

— Здесь тебя никто не тронет, Джеки, — успокаивала его Тиндра. – У нас ты можешь спать без оружия, здесь никого не убивают!

— Расскажи Тиндре про поля, — посоветовал Томон, желая сменить тему.

— О, поля прекрасны, — разулыбался Джокул. — Идёшь, идёшь, по бесконечному морю травы. Она высокая и упругая, вся колышется, ароматно пахнет. Ветер полощет поле словно флаг – оно трепещет волнами, а ты все идёшь и идёшь, глядя на горизонт – горы ли там, леса ли там. А над тобой бескрайнее небо – голубое, серое, белое, красное, желтое, чёрное. Облачное или чистое, а может быть затянутое тучами. Из которых вот-вот хлынет дождь.

— Неужели ты всё это видел вживую собственными глазами и трогал руками? – ахнула Тиндра. Её родители тоже заслушались, неотрывно глядя на Джокула.

— Конечно. А родился я в прекрасном замке на краю высокой скалы, из подножия которой бьет мощный водопад. Окутывает мой замок чудесный лес, Синий лес. Он весь порос мхом лазурного цвета, он прекрасен и опасен – в нем обитают жуткие медведи, волки, а в гористых местностях встречаются барсы.

— В замке… лес… барсы… — Тиндра схватила кисть и бросилась рисовать. Вскоре на планшете красовался дворец со стрельчатыми башнями. Его окружали синие кудрявые деревья, а из-под стены хлестала синяя вода. – Это ты, — она пририсовала улыбающегося черноволосого человечка на башне. — А сколько тебе лет?

— Двадцать четыре.

— А папе тридцать пять, он тебя старше.

— У тебя чудесный папа. И мама. У тебя прекрасная семья, просто замечательная. Тебе невероятно повезло, это настоящее счастье.

— А у тебя есть семья?

— У меня? Семья? – Джокул растерянно глянул на неё. – Да… есть. Моя мама, ее зовут Катла, растит сейчас мою сестру Маро, совсем ещё кроху. У меня был ещё старший брат, но он умер… Ещё… были два брата-близнеца. Точнее, они и сейчас вроде бы есть.

— Два близнеца?! Ничего себе! – протянула Тиндра.

— Ты не говорил о близнецах, — удивился Томон. – Ты младший?

— Нет, к сожалению, я старший, — проговорил Джеки, сосредоточенно разглядывая рисунок Тиндры. Она пририсовала на башне еще двух радостных черноволосых человечков. Теперь все трое весело держались за руки и махали синими флагами. Томон промолчал, заметив погрустневший взгляд своего гостя.

Тиндра заглядывала ему в лицо, словно пытаясь уловить, чем же он, человек внешнего мира, ещё отличался от них, жителей башни. Его чёрные глаза ужасно интересовали её.

— Ты такой красивый. У тебя есть девушка?

— Джеки, вы уж простите, — вспыхнула Лирен, — этот допрос нужно прекратить. Этот бессовестный ребенок совершенно не знает правил приличия.

— Нет, что вы. Какие правила. Я сам поставил себя в такое положение, — покачал головой Джеки. — Я нарочно позволил расспрашивать. Детей интересуют обычно те самые вещи… те самые очень важные вещи. Дети так умны. И Тиндра чудесная, разумная девочка, а вы прекрасные родители. Вся ваша семья… такая теплая, дружная. Все вы замечательные, и я рад, что повстречал вас, — он с хитрой улыбкой глянул на Тиндру, — и есть у меня девушка.

— Она красивая?

— Очень. Когда смотришь на неё – теряешь дар речи, аж дух захватывает. У неё золотые волосы и зелёные глаза. Она ждет меня, сидя в высокой башне и вздыхает «Ах, где же мой Джеки». А еще она веселая и задорная, бесстрашная и решительная.

Тиндра ахнула.

— Настоящая принцесса!

По бумаге скрипела кисть. На рисунке возник новый замок, в котором на самом верху сидела зеленоглазая дама в пышной юбке колоколом и длинными желтыми волосами. Она улыбалась и раскинула в разные стороны руки. Тиндра пририсовала рядом с ней черноволосого человечка с большим красным цветком в руке.

— Просто вылитая! — вскричал Джокул. – Тиндра, подари мне эти два рисунка, они мне безумно нравятся. Я повешу их у себя над кроватью.

Девочка охотно протянула ему гладкие на ощупь листы, словно бы и не бумажные. Джокул бережно свернул их и сложил за пазуху.

Он ещё долго сидел у них, рассказывая и рассказывая о своем «внешнем мире». И всё больше понимал, что эти люди, которых он вздумал, было, жалеть за то, что они не видели моря, взгорий и полей под ясным небом, были счастливы здесь, в своём доме, окружённом проводами, трубами, лифтами, тоннами соралита, миллионами лестниц и механизмов. Были счастливы в доме, навсегда сокрытом на головокружительной высоте в чудовищной башне, из которой нет им выхода. А он, самый свободный человек в мире, был глубоко несчастен и бесконечно одинок.

 

Предыдущая глава

Следующая глава