Джозар стоял на коленях у кроватки, где лежал Бард Рыжий, поводящий руками перед своим носом и сосредоточенно разглядывающий собственные пальцы. Отец привел Дреки навестить брата и счастливо наблюдал, как тот искренне восхищается младенцем.

— Какой маленький малыш! – весело проговорил Дреки, заглядывая в кроватку.

— Сейчас маленький, — согласился Джозар. — Но придёт день и он станет здоровенным мужиком с косматой рыжей бородищей. Он будет защищать тебя, будет вернейшим другом тебе.

— А я буду защищать его! – Дреки выхватил свой маленький меч.

— Верно. Ты будешь совсем как я, ну или как твой дядя Джовер.

— Или как Джеки.

— Нет, не надо как Джеки! — испугался Джозар. — Только не как Джеки. Кто тебе вообще рассказал про него?

— Дядя Джовер, — растерянно пробормотал Дреки. — Джеки плохой?

— Дело не в том плохой или не плохой, — увильнул Джозар. —  Но ты никогда не будешь как он. Я обещаю тебе. Не будешь.

Дреки потупил взор и смолчал.

— Твои сестра и брат – сокровище, самое ценное, что есть в жизни, — строго напутствовал Джозар. — Не гони их, береги их и люби их. И если вдруг нападет чудовище, ты защити их! – Джозар растопырил пальцы и воздел руки, грозно рыча.

— Папа, ты не страшный! – заявил Дреки и весело рассмеялся.

— Хм. Неужели? — Джозар скривил жуткую гримасу, оскалился и зашипел, изображая косами змей.

— Не подходи к Барду, чудище! – воскликнул Дреки, направив свой крохотный меч на Джозара.

— О нет! Это же величайший в мире герой! Штольдрек Великолепный! – испуганно прохрипело «чудище». – Мне конец!

— Получай! – Дреки слегка ткнул отца деревянным мечом в плечо. Джозар рухнул на пол, хватаясь за «рану» и изображая страшные муки.

— Папа, ты победил чудовище и я тоже! Я как ты!

— Ты победил ужасное чудовище, сын мой. Поразил в самое сердце и уничтожил зло. И ты гораздо лучше меня, — улыбаясь, проговорил Джозар. – И как же я этому рад.

— Папа, ты добрый, — заявил Дреки, обнимая его за шею.

— Я-то? Знаешь, сын, ты первый кто мне это сказал.

— Конечно добрый. Ты хороший.

— И не страшный?

— Нет!

— Но люди боятся меня.

— Ты ведь страшный потому что тебе и самому страшно. Они просто не знают.

— А еще каков я?

Дреки задумался.

— Весёлый. Ты улыбаешься. У тебя красивый белый глаз.

— Красивый? Ты считаешь его красивым, не страшным?

— Да-да.

— Это по милости твоего дяди Джеки он такой красивый.

— Наверное он очень любит тебя, раз подарил такой глаз.

Джозар от души рассмеялся.

— А ты что подарил ему, какие подарки? — поинтересовался Дреки.

— Что подарил? Ну… ничего, наверное.

— Но дяде Джови ты всегда даришь. Так много всего! И шлем, и лошадку, и плащ!

— Ну так… да, — Джозар почесал шею.

— Ты что же, совсем не любишь дядю Джеки?

— Штольдрек! — недовольно протянул Джозар. — Что за разговоры? Я ведь хороший, добрый и всех люблю, разве не так?

— Так, так! — Дреки запрыгал вокруг него, хватая за косы и воротник.

Между тем будущему здоровенному мужику с косматой рыжей бородищей надоели свои руки и от того он горько заплакал. К нему подоспела кормилица, а Змееборец повёл сына прочь, в зал, где ожидал их новый компаньон миджарха гризайского.

— Гайли! Гайли! — обрадовался Дреки и бросился к другу, который принялся, хохоча, убегать от него и прятаться за юбки нянек.

Джозар какое-то время поумилялся, после чего, надменно вздернув подбородок и прищурив свой «красивый» глаз, отправился работать. Его давно ждали, но не смели торопить, ибо время, которое правитель проводил с сыном, было священным для всей миджархии.

 

Когда Джозар явился на Совет, то застал своих лордов в великом волнении. Коридор гудел от их негодующих голосов, они вскидывали руки и потрясали бумагами, крича и перебивая друг друга. Проследовав за правителем в книжный зал, Каран Орелло прямо на ходу возопил, возмущенно бросив на стол длинные мелко исписанные листы.

— Бейге не торгует с нами, о милорд! Они разорвали с нами отношения, выгнали из города посла и прислали уведомления о расторжении всех прежних договоров!

— Что они там мнят о себе? — проскрежетал Ламарон. — Думают, им можно без последствий расторгать такие договоры? Миджарх Бейге старая небуланская подстилка!

— Хаки́л Теотега́р известный небуланский выкормыш! — крикнул кто-то.

— Если с нами рвёт отношения Бейге, значит, с нами рвёт отношения весь мир! — восклицал Орелло.

— Но Вайдар с нами. И Бланг. Весь крассаражский юг, — возразил лорд Весгаунд.

— Надолго ли? — хмыкнул старый лорд Адалард. — Бейге имеет мало влияния на юге, однако в этом деле Теотегар скорее всего проявит жёсткость. Надавив на один лишь Вайдар, он вынудит весь юг отвернуться от Гризамана. Те не захотят таких огромных проблем как открытый конфликт с собственным сюзереном и неповиновение небуланским хартиям.

— Но захотят ли они проблем с нашей стороны?

— Да плевали они на нас! Мы находимся в состоянии войны с Небуловентой, и думаю, ставку на нас никто не делает, полагая, что те сметут нас с лица земли как метла мусор.

— А зря!! — рявкнул Джозар, изо всех сил шарахнув кулаком по подлокотнику кресла. Все разом притихли и обернули к нему свои лица. Змееборец свирепо оглядел своих советников. — Ваш обрыдлый скулёж раздражает меня. Вы трясетесь от страха перед Бейге, в то время как в скором времени диктовать свои условия им будем мы.

— Милорд, мы теряем рынок сбыта,  — покачал головой Орелло.

— Ты меня не расслышал? — процедил Джозар. — Даже если и так, то задумайся, что теряют они. Что же им делать? Как будет выкручиваться Теотегар, разорвав с нами отношения? Где ему получать снабжение взамен? Долго ли он без нас протянет? Я сомневаюсь, что это было его решением. Это все проделки Акеронти, который полагает, что парализует наши межгосударственные отношения одним лишь движением своей серой руки. Вскоре я обрублю её палец за пальцем.

— Итак, — Джозар встал. — Чем сейчас занят посол Бейге?

— Полагаю, пакует сундуки, — буркнул Секаж. — Но скорее всего уже бежит из Гризая, теряя башмаки.

— Посла схватить немедленно, — объявил Джозар, хитро прищурившись. — На глазах его сопровождающих. Вежливо сопроводите его прочь. Им же сообщите, что Змееборец в ярости. Что Бейге и весь запад поплатятся за свою дерзость и не сносить головы миджарху Теотегару. Огласите этим всю округу, так, чтобы это слышали все, кто сопровождает посла. Устроить казнь в отдалении на холме, близко никого из крассаражцев не подпускать.

— Но милорд, это равноценно объявлению войны!  — вскричал Секаж, также вскакивая с места.

— Разразится новая война миджархов, весь континент погрязнет в нескончаемой грызне! — воскликнул Адалард.

Джозар покачал головой и вздохнул.

— Иногда я думаю, почему боги послали мне в советники таких идиотов? Вы просто какие-то враги тонких намёков и иронии.

— Я понял вас, милорд, — Джовер встал и слегка склонил голову. Он едва сдерживал смех. – Позволите ли отправиться на поимку посла Бейге? Как прикажете казнить?

— Отправляйтесь, генерал. Отсеките голову, — небрежно бросил Джозар, махнув рукой. – Или что-то в этом роде. Проявите фантазию, но чтобы выглядело эффектно. Кроваво!

Джовер, улыбаясь, немедленно покинул Совет, и лорды недоуменно провожали его взглядами. Джозар же принялся терпеливо объяснять им свои планы.

 

Варт гневно восклицал, расхаживая по просторному светлому залу со сводчатым потолком. Он отбивал почти строевой марш по белому мраморному полу, размахивал руками, едва ли не задевая массивные подсвечники. На стене у камина растянулся огромный гобелен с вытканной на нём батальной сценой. Он с досадой махнул на неё рукой и выругался.

Розалия сидела в кресле у огня, со спокойной улыбкой взирая на мужа. Тот негодовал и бранился на чём свет стоит. Лицо его покраснело, глаза неистово горели. Он ходил, бряцая доспехами, и все никак не мог остановиться.

— …вновь опозорил меня перед всеми! Заявил нарочито так громко, что слышали, небось, и узники в казематах!

Розалия усмехнулась.

— Что смеетесь вы, миледи? – воскликнул рыцарь. – Перед всем цветом гризаманского рыцарства Джозар заявил, что я не еду на север в составе войска, а остаюсь здесь! И ладно бы он открыто провозгласил, что мне поручено охранять его владения, быть наготове с оборонительными силами… Так нет, он проорал, что я должен остаться, иначе некому будет таскать вас с места на место, поэтому я должен отправляться в Белую Розу и целыми днями носить вас на руках, в то время как остальные поскачут на славный бой!

Розалия не выдержала и расхохоталась. Варт яростно метнул на леди взгляд и указал на неё пальцем.

— Вот так же и заржали все на плацу! Но ты-то что насмехаешься надо мной, жена?!

Розалия прекратила смех и, улыбаясь, покачала головой.

— Варт, этот недоумок в своем стремлении высмеять тебя оказал нам услугу.

— Какую еще услугу?

— Даже несколько. Первая и главная – тебя не убьют.

— Так вот какого ты обо мне мнения? – перебил её Варт. – Значит я жалкий неудачник, которого в первые же пять минут боя нанижут на копьё?

— Вовсе нет. Хватит храбриться. Ты и так прекрасно знаешь, что на войнах умирают и участвуют в них, чтобы умереть во имя своего господина. Тебе что, так охота погибнуть во имя Джозара и его безумных идей? Больше-то не ради кого?

Варт лишь раздраженно фыркнул.

— И ты далеко не неудачник. Совсем наоборот, скоро ты в этом убедишься. Как думаешь, чем закончится эта война? Пойми – любой исход мне на руку. Нам на руку. Не забыл ли ты, Варт, что ты не муж несчастной Розы, но муж королевы? Я все еще остаюсь в очереди престолонаследия. Закон, принятый мною, действителен. Джозар короновал Рижель, а значит, и я имею право.

Рыцарь растерянно смотрел на жену, которая спокойно сидела в своём мягком кресле, безмятежно сложив руки на коленях.

— Оставаясь со мной, ты сохранишь себе жизнь и положение. Мы будем ждать, Варт. Вокруг нас хороводом несутся события, мы же будем жить покойно и кротко, ожидая исхода всех безумств, раскрученных Джозаром. Ничем хорошим они не окончатся, мой милый. Лишь подожди. Я научилась ждать, будучи обездвиженной всю жизнь. С самого начала я избрала неправильную тактику борьбы с Джозаром. В объятиях змея бессмысленно биться и вырываться – лишь крепче будут они. Терпение и сдержанность же усыпят бдительность чудовища и позволят обрести свободу в нужный момент. Теперь понимаю как никогда ясно – моя неподвижность есть мое оружие.

Варт подошел к ней и опустился на одно колено.

— Да и потом, — усмехнулась Розалия. – Джозар ведь совершенно прав – кто же будет носить меня на руках? Кто как не мой любимый Варт? Неужели ты доверишь меня чьим-то другим рукам?

— О-о, никогда! – он бережно подхватил её и понес наверх по лестнице с массивными перилами, закрученными точно гигантские мраморные веревки. – Роза, ты так умна. Я же слишком несуразен для мужа королевы.

— Несуразен?

— Я слишком недалёк, порой так вообще откровенно туго соображаю. Да и имени у меня нет никакого.

— Недалёк? Отнюдь. Ты прямолинеен. Но когда же это стало недостатком? Ты совершенно земной, реальный Варт. Ты непритязателен и прямодушен. И именно это в тебе мне и нравится. Ты именно тот, кто мне нужен. Что до твоего имени, то ты и сам знаешь, что Антермары раньше были весьма могущественным семейством, и если кому-то приспичит докопаться до твоих корней, я прикажу отыскать в миджархии родословную Антермаров и утру ею все недовольные морды.

Варт рассмеялся.

— Роза, ты такая грозная. Не хотел бы я быть твоим врагом.

Он принес её в спальню и положил на кровать. Сам же принялся неспешно разоблачаться от доспехов, глядя в окно. Он вздохнул, снимая нагрудник.

— Знаешь, меня не покидает ощущение, что ты постоянно сравниваешь меня с этим… старшим Валлироем, чтоб его. Смятенный тип. Вот какой уж я простодушный, я земной, реальный, немудрёный. Ну а тот каков – весь такой таинственный, головоломный, загадочный да хитроумный. Ловкач. Твой романтический герой, а я этакий безыскусный муж, который никуда не денется. Я это понимаю.

Розалия некоторое время молчала.

— Романтический герой. Но не мой. Он ничей и всегда таким и будет. Тебе не о чем переживать. Я не пытаюсь сравнивать вас, и если это выходит у меня непроизвольно, прошу – прости меня. Я не убеждаю себя, не пытаюсь выискать твои качества, чтобы затмить его. Я устала от него, он слишком свободен, и для меня было бы слишком большой жертвой вечно ждать и ловить этот ветер. Я не хочу страдать, я хочу жить. Как бы ни был прекрасен ветер – пусть летит, ни к чему его тревожить. Его не остановить и я не хочу этого. У него своя дорога, у меня – своя. С тобой.

Варту понравились её слова. Но он спрятал улыбку, сосредоточенно завозившись с поясом.

— Что насчет Джовера?

— Джовер? — удивилась Розалия. — Любить Джовера мало удовольствия и вообще дело неблагодарное. Ведь он нашел своё истинное счастье — мало того, что может в своё удовольствие служить могущественному господину, так при том ещё и своему брату, которого обожает. Всё самое желанное слилось воедино, и думаю, он счастлив как никогда, а остальное имеет малое значение для него.

Варт остался в одной рубахе. Он забрался на кровать и обнял жену.

— Ты права. В Бездну эту войну. Я скорее больше негодовал от оскорблений Джозара, который унижал меня перед всеми, чем от невозможности умереть за его миссию. Это не моя война, а посему в Бездну чужие войны.

— Что же, тебе не хочется, чтобы Гризаман обрел независимость от небуланцев? – усмехнулась Розалия.

— Хочется, конечно. Но мне кажется… может я и наивен как новорожденная лилия, — они оба рассмеялись. – Ты всегда говорила о небуланцах как о миролюбивых и добросердечных людях, мудрых и учёных. Да и посол небуланский, который прибыл к тебе после твоей коронации, был так обходителен и уважителен. Думаю, с ними можно было бы попробовать договориться.

— Вряд ли они согласились бы, — хмыкнула Розалия. – Но со временем на определённых условиях, доказав свою готовность идти на уступки и искать компромиссы, мы могли бы добиться многого и обрести даже больше, нежели думали получить. Я сама раньше мало знала о них, многое я почерпнула из рассказов Глэзи Аспина. Именно он в своё время надоумил меня начать активную переписку с миджархией Небуломона. И они охотно отвечали мне. Они всегда были готовы защитить Гризаман от любых вторжений и посягательств, всегда пришли бы на помощь. Они всегда готовы к диалогу, нужно лишь раскрыть рот. Лишь извергнуть слова – и тогда это политика. Это компромиссы и решения. А дёрганья Джозара – агония змеи, которая пожирает сама себя. И я подожду когда же пожрёт бесследно.

 

Справляющих нужду по углам миджархийского замка солдат обычно били кнутом, поэтому днём общий туалет никогда не пустовал. Отхожее место то было холодным, смердящим и неприветливым. Не спасало даже окно, сделанное для созерцания дальних пейзажей.

В то утро, однако, мало кто посещал сие место, ибо утро то было совершенно особенным, и военные были где угодно, но только не у туалетных созерцательных окон.

Миджарх гризайский сбирался в дорогу, отправлялся на войну в сопровождении своей знати. Они должны были встретиться в провинции с остальными миджархами Гризамана и выступить маршем на север. По этому важному поводу в миджархии царила суматоха и тревожное, волнительное напряжение. Люди носились по коридорам, кое-как раскланиваясь друг с другом, слуги собирали своих господ, господа отдавали сотни распоряжений и наказов. Каждый брал с собой толпу сопровождающих, ворох вещей и оружия. Вещи укладывали оруженосцы, солдаты, лакеи и даже члены семей — лорды собирались на войну, словно переезжали в новое жилище, прихватив всё, что могло передвигаться.

Сами они должны были скакать впереди обоза, сопровождая своего повелителя. А повелитель их всё утро заседал со своими генералами, в последний раз перед походом распекая и поучая их в своем любимом книжном зале. Там же они и выпили на дорожку, после чего отправились кто к себе, кто в храм, дабы завершить последние дела перед отъездом.

Рижель, шатаясь, вышла из-за угла общего отхожего места. У неё кружилась голова, свербело горло и невыносимо болел живот. Сердце её бешено билось, злость, ярость и безысходность окатывали её волнами, заставляя дрожать от гнева и бессилия. Её только что трижды вывернуло, и славно, что поблизости оказался туалет, что никто не узрел правды и не поползли моментально слухи. Сопоставив симптомы, она быстро поняла, что вновь беременна и снадобье, которое ей продала старуха, оказалось совершенно бесполезным. Она прислонилась к стене и тяжело задышала, чтобы заглушить новый накатывающий приступ тошноты. Менее всего на свете ей сейчас хотелось бы слышать высокопарные восторги Джози и хвалебную воркотню матери, от уважительного шёпота придворных её пробирал мороз по коже, умиление дам вызывало отвращение.

Сам плод она возненавидела с той же минуты, как узнала о его существовании. Сгинь, издохни, вывались, проклятая погань, — яростно шептала она, ударяя себя по животу. Руки её дрожали, ноги подкашивались, ей трудно было устоять на месте, гнев клокотал в ней чёрным смерчем и колыхал её всю. Именно в этот момент из соседнего туалетного проёма, оправляя штаны, вышел довольный и радостный Фаран.

Он уже всё подготовил для отъезда. Джозар отпустил его по своим делам, и он воодушевленно разгуливал по замку уже в предвкушении торжественной скачки, высоких речей и славных подвигов. Разумеется, подумывал он и о кровавой резне, и о том, как мог получить алебардой в шею, но это думалось ему как-то вскользь и он очень верил в свою удачу и боевой навык. Сходив последний раз по нужде, восторженный Фаран, чуть ли не подпрыгивая от своей удали, намеревался заскочить к себе за снаряжением и вновь присоединиться к Джозару.

Столкнувшись лицом к лицу в туалетах с королевой, Фаран даже попятился. Сообразив-таки кто перед ним, он поспешил отвесить поклон. Рижель смотрела на него совершенно бешеным неистовым взглядом, буровя круглыми глазами точно копьями. Она оскалилась, словно какая-то страшная догадка зловещей тенью мелькнула у неё перед лицом.

— Миледи, — торжественно начал Фаран, — могу я чем-то быть…

— Фаран! — прошептала она. — О Фаран, ты-то мне и нужен. Боги послали тебя.

— Я весь ваш, миледи, что мне сделать?

— Выслушай же меня. Я буду говорить.

Фаран подозрительно уставился на неё. Рижель сделала два шага в его сторону, указав на проём туалета, откуда он вышел. Фаран попятился. Они прошли в тесный каменный закуток — лишь окно да отверстие отхожего места в сидении могли как-то зацепить взгляд. Холодные каменные стены, влажные и вонючие — вот и вся обстановка.

— Фаран, — вновь выдохнула Рижель, — я слышала о тебе как о человеке, кто упивается насилием. Ты так силён и жесток.

Фаран изумлённо посмотрел на неё. Он вжался в стену, чтобы не касаться её, но Рижель наступала на него.

— Ты любишь кровь, о Фаран? Любишь ли ты?

Тот искоса глянул в окно — где-то внизу у крепостной стены праздно болтались несколько рыцарей, а значит, Джозар был еще в замке.

— Ну… кто не любит-то, — пробормотал он, всматриваясь на улицу и не соображая что несёт.

— Я так и знала. Пил ли ты кровь?

— Что?! Пил? Нет, не пил. Миледи, что вы хотите от меня?

— Ты помнишь кровь своих солдат? Помнишь, как ты подбегал к раненому и хватал его за лицо? Твои ладони были красны. Красны от влаги — густой, бегучей. И ты целовал его в лоб, провожая в Бездну. И на губах твоих была его кровь. Она невкусна, не так ли? Но ты вновь и вновь приникал к окровавленному челу, осыпая его поцелуями, слизывая языком его багровую влагу. Ты пил эту кровь и упивался ею. Мёртв уже был тот молодой воин, но кровь его еще жива и ты наслаждался ею, тревожной и терпкой как бесчестье на твоих устах. Ты никому не скажешь об этом. Но зря, Фаран, ведь ты можешь довериться мне. Признаться.

Фаран смотрел на неё в полном замешательстве. Он открыл рот, но не мог ничего внятно противопоставить.

— Я… я… миледи, мне надо идти. Господин мой ожидает меня. Позвольте мне уйти.

Рижель, примкнувшая к нему всем телом, отстранилась и задумчиво посмотрела в его обескураженное лицо.

— Что ж. Ступай. Я пойду следом. Мы вместе войдем к Джозару в покои и я расскажу ему, как ты силой овладел мной.

— Что?! Ложь! — Фарана затрясло. — Но зачем?! Я не могу понять!

— Единственное, что ты должен понять — ты наша пешка, ты в нашей власти и мы решаем жить тебе или погибать. Мы сильны, мы власть, наше слово выше прочих слов. Ты лишь пыль под нашими ногами, ты – грязь под нашими ногтями.

— Что это за бред, миледи? Сошли вы с ума? Оставьте меня! — бровь Фарана начала подергиваться от гнева.

К его полному изумлению Рижель вдруг изо всех сил закусила свой указательный палец у основания ногтя. По руке побежала кровь. Рижель принялась слизывать струи языком, глядя Фарану в глаза.

— Собственная кровь не имеет вкуса. Странно, не так ли? Ты знаешь об этом. Ведь сколько раз, поранившись, ты приникал к источнику своей влаги и испивал оттуда? Воображал ты себя зверем, что без ума от такой пищи, но не ощущал вкуса. И это восторгало ещё больше, верно, о Фаран?

— Замолчи, дурная ты баба! — прорычал он, отлепившись от стены. — Прочь! Мне некогда выслушивать этот сумасшедший бред.

— Я пойду за тобой. Ты ведь изнасиловал меня, ты помнишь? Грязно взял меня на каменном полу, грубо вонзался и бил меня, разрывал меня, чуть ли не протыкал насквозь.

— Что?! Лгунья! Ведьма! — он ударил её по щеке.

— Ну вот, ты уже начал. Сначала ты ударил меня, закричал на меня. Что же было потом?

Она была бледна и очень спокойна. Взор её больше не горел неистовством, она словно ждала его хода.

Фаран поднял указательный палец и, с трудом сдерживаясь, процедил ей в лицо:

— Ничего. Ничего не было!

Рижель схватила его ладонь и сунула оттопыренный палец себе в рот. Он вырвал его словно ужаленный.

— Облизни же и ты его. Слюна так же почти безвкусна, как и кровь. Как и сперма, как и слёзы. У всего этого пустой, чуть солоноватый вкус, тебе ли не знать, ведь ты сполна попробовал всего, Фаран, не так ли? Не ты ли подставлял свои ладони к щекам детей, чьих родителей сгубил на очередной своей вылазке? Не ты ли жадно испивал их слёзы, такие невинные, такие освежающие, словно вода из родника?

— Ах ты, дурная шлюха! — он схватил её за плечи.

— Я всё ему скажу! — весело крикнула она ему в лицо. — Джозар узнает обо всём. И возненавидит тебя так же сильно, как и любил. Он верит мне, моё слово сильнее твоего. Он бросит тебя на растерзание десятерым. Ведь ты насильник, грязный насильник. Ты пёс, ты зверь. Ты меня хочешь, хочешь моей крови.

Она провела окровавленной рукой по его губам и Фаран, не сдержавшись, слизнул кровавый след.

— Хороший… мальчик… — Рижель, в ужасе сжавшись, смотрела в его вращающиеся глаза, в которых от лютого бешенства полопались сосуды. Фаран был в дикой ярости.

— Скажешь?! — зарычал он. — Ну говори, говори же, дрянь! Но сперва получишь то, на что нарвалась, безумная шлюха!

Он швырнул её на пол и Рижель, упав у окна, отползла к отверстию в сиденье. Уцепившись за него, она стиснула зубы и зажмурила глаза. Её всю трясло. Фаран мигом перевернул её на живот, уперев в каменное сиденье, и задрал ей юбку. В великой спешке он нанизал её на себя как кольцо на палец и принялся грубо елозить над ней, та же не молчала. Словно бы во сне твердила она сквозь зубы:

— И вот ты на поле боя, о Фаран. И ты великолепен. Ты блистательный рыцарь и все трепещут пред тобою. Ты скачешь в бой бок о бок со своим господином. Ты так силен и могуч. Ты сокрушаешь врагов. Лишаешь их жизни направо и налево. Кровь их брызжет на твои доспехи. Все они жалки в своей смерти. Да кто они? Бесполезная дичь, которая была рождена, росла, питалась, любила и страдала, жила и дышала лишь для того, чтобы одним ударом палицы ты размозжил им головы, топтал ногой мозги и скользил на их кишках. Ты герой, Фаран.

Её пронзала ужасная боль. Словно кинжалом он врезался в неё, ухватившись за волосы как за гриву коня. Когда он ускорился, у Рижель словно посыпались искры из глаз. По ногам побежала кровь. Фаран бил её по бедрам и наподдавал коленом в ногу, стремясь к наивысшей грубости, на какую был способен. Он наваливался на неё всем телом сверху вниз, отчего её колени истирались в кровь на каменном полу. Он неистово сжимал, щипал и царапал её живот, стискивал грудь так сильно, что, казалось, хотел и вовсе раздавить.

— И ты побеждаешь, о, Фаран. Ты пронзаешь копьем миджарха Акеронти. Джозар рукоплещет тебе, все солдаты без ума от тебя. Ты герой, ты стоишь по колено в крови, ты топчешь ногой поверженные лица, в которых еще теплится жизнь и напрасная жалкая надежда. И ты испиваешь её, ловя прощальные взгляды сломленных, изувеченных солдат, их обреченность, их мольбу и страдание от невыносимо душной, страшной и одинокой боли. Боли под сотнями тел, под твоими ногами. И ты смеёшься, ибо ты победил. Ибо ты жив и силён, ты возвышен и великолепен. Твои враги не имеют права стучать сердцами. Они рождены быть багровым ковром под твоими сапогами. И по их телам за твоей спиной ступает независимость. Ступают свобода и гордость. Ступают рука об руку самость и честолюбие. И шествие это длится бесконечно. И бесконечно Джозар рукоплещет тебе. И ты умываешься кровью и смеёшься над поверженными юношами. Ты отрезаешь их члены и с восторженным воплем воздеваешь над головой. Ибо они ничтожны, но ты единственный мужчина, победитель и герой.

Фаран ускорился. Вскоре он врезался в неё последний раз и со стоном отвалился в сторону, тяжело дыша.

— Какая же ты полоумная дрянь, — пропыхтел он, вставая и отряхиваясь. – Чего ты добилась! Глянь, во что ты превратилась! К чему вынудила меня!

Рижель сползла на пол и обессиленно прислонилась к стене. Она слабо усмехнулась, прикрыв глаза, и прохрипела:

— К этому… невозможно вынудить. Либо ты насильник… либо нет. И я отлично знаю кто ты такой, Уховертка. Ты кровожадный, жестокий, похотливый скот. Кто возбуждается от крови, описаний насилия и облизанного пальца, тот ли не мразь? И ты не герой, нет. Ты удобрение для зеленой лужайки, на которой будут награждать генералов за подвиги их солдат. И ты сдохнешь сразу же в первом же бою, одинокий, грязный, затоптанный, забитый. Ты обгадишься и будешь валяться, нелепо раскинув руки, вывернув ноги, обнажив задницу. И дай бог она бы сгодилась хоть для того, чтобы об неё запнулось побольше врагов. Все будут ходить по тебе и смеяться, Уховертка. Ты себя показал в полной мере. Беги к своему хозяину, я не расскажу ему как нашкодил верный пес. Он ничего не узнает. Проваливай, грязный скот. Беги же с позором.

Фаран, дрожа, смотрел на неё. Лицо его побелело. Он стиснул кулаки и бросился прочь, оставляя её одну. Рижель подобрала юбки и глянула на пол. Из промежности всё ещё бежала кровь. Она улыбнулась и облегчённо вздохнула. Надеюсь, издохло – прошептала она.

Через некоторое время в туалет робко заглянул молодой стражник, потерявший свою королеву. Он сопровождал её в святилище, как вдруг она приказала ему не двигаться с места, а сама бросилась к отхожим местам. Он долго топтался на месте, не зная что предпринять. Пройдя всё же за нею, к ужасу своему он обнаружил её на полу, окровавленную и обессиленную. Он уже раскрыл рот и набрал полные легкие воздуха, чтобы громко возопить и позвать на помощь, но Рижель вдруг шикнула на него и пригрозила пальцем. Она протянула к нему руки и попросила быстро отвести её в покои. Ей необходимо было привести себя в порядок и надлежало явиться к мужу для торжественного прощания. Страж обернул её в свой плащ, набросил на голову капюшон и, поддерживая еле переставляющую ноги Рижель, быстро повел её прочь.

 

Джозар пребывал в сильном возбуждении. Он уже спускался по главной лестнице, сопровождаемый своими верными рыцарями и прислужниками, как вдруг приметил Фарана, который, расталкивая шествующих по ступеням собратьев, догонял своего господина. Джозар раздраженно фыркнул, глядя на верного клеврета.

— Фаран! Где ты был?! — возопил он на ходу. — Только зверский понос мог бы тебя оправдать!

— Это был он, ваша милость.

— Засранец, — процедил Джозар.

Они сошли в парадный зал, где их уже ожидала внушительная толпа придворных, и Джозар остановился, развернувшись к лестнице.

— Я нигде не могу найти Рижель! – пожаловался он. – Где её носит? Уж не забыла ли она со мною проститься? И привести детей, дабы я простился и с ними?

— Милорд, королева вне себя от переживаний, — предположил Джовер. – Сейчас с минуты на минуту явится она пожелать вам счастливого пути.

Все закивали. И действительно – на лестнице показалась величественная процессия – впереди шла Рижель в платье алого цвета с золотым веревочным узором и серебристыми цветами. Сверху на плечах возлежала красная же мантия с гербом Джозара, её объемные рукава полностью скрывали руки Рижель. Королева была очень бледна и встревожена, глаза её блестели, подернутые слезами, губы дрожали. За ней с вытянутым озабоченным лицом шла Кара, поддерживая зачем-то её под локоть, и няньки, ведущие за руки детей.

Рижель медленно спустилась и преклонила колени перед Джозаром. В свою очередь он торжественно склонил голову, после чего подбежал к жене и крепко обнял.

— Риж, — прошептал он ей на ухо. – Любимая. Я уже вне себя от тоски, хоть ещё и не успел расстаться с тобою. Сама мысль о разлуке причиняет мне боль. Я люблю тебя, моя змеиная королева.

— И я люблю тебя, мой змей, — она взглянула на него, сморгнув слезы, — возвращайся ко мне. Не позволяй никому причинить тебе боль. Я не переживу, если кто-то искалечит твоё тело, поранит твоё лицо, отнимет тебя у меня.

— Я буду беречься насколько это возможно, дорогая. Насколько позволит это моя честь. Вернуться с победой, обнять тебя и Дреки – мне больше ничего и не надо в этой жизни.

— Пусть моё благословение и любовь пребудут с тобой, мой змей.

— Я буду хранить их в моём сердце, любовь моя. И помни – мой яд лишь для тебя. Лишь тебя я обовью своими кольцами, лишь тебя одну буду жалить в самое сердце.

Он сомкнул свои губы на её губах и долго не отпускал. Нехотя оторвавшись от неё, он обратил взор к маленькому Барду, которого держала кормилица. Он чмокнул его в лоб, поиграл пальцами у лица, погладил по животу и пожал крохотную ручку. Затем он присел подле Лорейн и нежно попрощался и с нею. Дочь отвечала сдержанно и вежливо пожелала отцу счастливого пути. Когда очередь дошла до Дреки, то Джозар едва ли сам не разрыдался. Сын смотрел на него жалостливо, с глубокой тревогой.

— Папа, а ты не умрешь?

— Ну что ты, моё сокровище, нет, конечно. Смотри, сколько у меня верных рыцарей. Они не позволят никому ко мне подступиться.

— Может, ты не поедешь на войну, а мы просто поиграем? Я не хочу, чтобы ты ехал. Там же плохо… Там всем больно. Пожалуйста, папа. Ну пожалуйста!

— Но мы же так хорошо вчера об этом поговорили… – вздохнул Джозар.

— Ну пошли же поиграем! – тянул его за рукав Дреки, топая ногами. – Хочешь я спою тебе песенку? Покатаемся вместе на лошади? Миледи разрешит, вот увидишь!

Джозар стиснул его в объятиях.

— Я вернусь. И не с пустыми руками. Ты ахнешь, когда увидишь, что я привезу тебе.

— Не хочу я ничего! – мальчик вырвался и хотел убежать, но Джозар удержал его за руку.

— Постой, давай же простимся как друзья. Ну, сын мой? Мы же друзья?

Дреки, всхлипывая, кивнул.

— Я вернусь к тебе. И мы поиграем.

Джозар погладил его по голове и крепко обнял, после чего еще раз поцеловал Рижель. И медленно покинул миджархийский замок. Они смотрели ему вслед, гадая, увидят ли его вновь.

Посреди двора в окружении всадников, оруженосцев, удерживающих лошадей, и снующих туда-сюда солдат его уже ожидал любимый вороной жеребец. Он вскочил на него, оправил плащ и поскакал прочь из замка. Джовер горделиво мчался по правую руку его. Довольно ухмыляющийся Фаран – по левую. Сам же Джозар был встревожен и отчего-то три раза обернулся, чтобы напоследок увидеть на крыльце своё семейство, глядящее ему вслед.

После его отъезда Рижель прошествовала в тронный зал и уселась на место мужа. По правую руку она велела усадить Дреки, по левую – Лорейн. Так, в полном молчании просидела она несколько часов, держа спину прямо, точно проглотила кол, окружённая притихшими придворными. Задумчиво и мрачно глядела она перед собой, словно не замечая никого. Боль в промежности была столь дикой, будто её резали ножом, но на лице Рижель не дрогнул ни один мускул. За спиной её раздавался лёгкий шелест чуть развевающихся от сквозняка одежд – служители десяти слёз безропотно ждали приказа королевы. И вскоре он прозвучал.

Змееборец блистал в своём вычурном красно-чёрном облачении – причудливый нагрудник с большой чёрно-золотой змеей ярко алел на чёрном фоне прочих воронёных доспехов и поддоспешной одежды. Огромный красный плащ складками свисал с крупа его вороного коня, так же покрытого длинным красным чепраком, развевающимся от его движений словно бешеное пламя. Голова правителя была украшена лишь узким золотым обручем в виде змеи, закусившей свой хвост, великолепный шлем его был пристегнут к поясу. При нём был меч, и меч необычный. Джовер с изумлением и негодованием обнаружил, что Джозар сменил своё прежнее оружие на клинок с рукоятью в виде двуглавой лошади, который снял со стены в спальне королевы. Мой трофей – с гордостью пояснил правитель. Меч старшего брата, который так берегла королева Розалия, пришелся по вкусу Джозару не только как символ собственного превосходства, но так же как и отменное оружие. Он был изумителен – средней длины клинок, резко сужающийся к острию, в меру лёгкий, маневренный, рукоять идеально лежала в ладони. Джозар с удовольствием забрал меч себе и планировал при встрече с Джокулом хорошенько восторжествовать над ним.

Змееборца и его доблестных спутников провожал весь город. Люди высыпали на улицы, размахивая разным пёстрым тряпьем. Все кричали, трясли руками и подбрасывали шапки. Знатные матроны благословляли шествующих мужчин, свесившись с каменных балконов. Они утирали слёзы расшитыми платками и кидали их вниз, словно избавляясь от печали и скорби и оставаясь с одной лишь надеждой и молитвой.

В предместьях Гризая крестьяне толпились по обочинам и, не умолкая, восславляли своего правителя, желая ему победы, удачи и прочих божьих милостей. Сам правитель возвышенно взирал куда-то вдаль, являя собою образ мужественного, мудрого полководца, который не ввязался бы в войну, не будучи уверенным в своей победе.

Были среди зевак и Мокс с Бридвиком. Они стояли, опершись на забор, и провожали задумчивым взглядом блистательное рыцарское шествие.

— Глянь! — толкал Мокс приятеля в бок. — Ты глянь, весь цвет отправился воевать. Только они ли воевать-то будут… как всегда сами будут пиво хлестать да на бабах валяться в своих шатрах, а погибать-то пойдут наши местные, молодёжь вся.

— Не знаю, — протянул Бридвик, — с нашим Змееборцем не забалуешь. И сам отправится на бой и других выволочит из шатров. Храните его боги! Ох, защитите его горячую душу.

— Не волнуйся, старичок, — махнул рукой Мокс, — этот не сдохнет. Точно тебе говорю. У меня чуйка. Чуйка, говорю тебе! — он дотронулся до своего носа.

— Дай бог, дай бог, — вздохнул Бридвик. — Но не сдохнуть тут мало, лишь бы вернулся он с победой. Тошно думать мне, сколько молодёжи может люто погибнуть впустую и всё зазря. Что там тебе твоя чуйка говорит на этот счёт?

— С этим сложно. Вроде чуется да видится победа наша, да какая-то она и не наша. Не знаю, дружище, поживём — увидим. Пока что всё по-старому. Кроме повсеместного сплошного засилья баб да стариков.

— Слыхал ли, говорят, что народу нынче перемёрло уж как-то шибко много?

— Слыхал, — мрачно пробормотал Мокс. — Давно поговаривают, что люди мрут. Молодёжь, бабы в основном и мрут почему-то. Потому и народилось, говорят, мало. Сказывают, прогневалась Красная Аст на брехливую королеву Розалию и наградила Гризай беспричинным мором. Но как по мне – чушь! Её сам Павший бог благословил. Так что мор этот ясно откуда. Ясно от кого. От чёрного рогатого. Или от колдунов небуланских.

— Ох, ну и тяжко жить-то, старина Мокс, ох и тяжко! — вздохнул Бридвик. — Паши, спины не разгибая, ковыряй землю, пропалывай да удобряй. Умудрись с голодухи да от хвори не сдохнуть, детей вытянуть, войны пережить, проклятущих лордов не прогневать… а то вон и извращенцев сколько полно, извергов да живодёров. А тут еще мор этот в затылок дышит. А кругом и без того все мрут и мрут, то кровью изойдутся, то сердце остановится, то медведь задерёт — дело то обычное, не вечны мы да и телом хрупче льда. Уж сколько дурного да страшного кругом творится. Но знаешь что, старик ты мой грешный? Знаешь что? Есть и счастье в жизни. И знаешь в чём оно?

— В браге? — рассмеялся Мокс, похлопывая по животу. Бридвик лишь махнул рукой в ответ на его шутку.

— В ожидании. Ждём мы нисхождения в Бездну с молитвой на устах. Знаем и верим мы, что после смерти будем все на равных и всех нас объемлет благодать и грядёт вечная жизнь в звёздных лесах, полная покоя и света.

— Конечно ждём. А без ожидания какой толк от житья-то? Конечно без толку. Ожидаем, праведно соблюдая все заветы, что привёз Менсогул из священного Барила. Ожидаем и верим. Вся жизнь сплошное ожидание — ну когда же… когда же…

 

Джозар довольно скоро прибыл в лагерь и обосновался в весьма скромном шатре без особых излишеств. К нему тут же нагрянули посетители — гризаманские миджархи поспешили преклонить колени перед Змееборцем, который радостно их приветствовал и сразу же отправился в их компании обозревать построение.

Пятеро миджархов сопровождали Джозара, за ними следовали прочие военачальники. Воистину то была величественная свита, но Джозар равнодушно шагал вперёд, к краю скалы, и все еле поспевали за ним. Правительственные шатры располагались на вершине скалистого холма, с которого отлично была видна обширная равнина, ещё подернутая грязно-серым снегом.

Джозар наблюдал как маневрируют отряды — они двигались молча, в полной тишине. Лишь звуки труб и крики командиров приглушенно доносились до них. Солдаты двигались синхронно и моментально перестраивались в боевые порядки — как бездушная стальная мощь они перетекали стройными рядами с одного края в другой. Зрелище то было жуткое и странное. Грозно били барабаны, но гризаманское войско молчало словно армия мертвецов, как пожелал того Змееборец. Джозар был доволен и не скупился на похвалы своих генералов.

Он любовался многочисленными стрелками, вооруженными огромными луками в человеческий рост, стройным лесом копий своей пехоты, своими сверкающими рыцарями, разъезжавшими верхом на бронированных лошадях в длинных стеганых попонах, их отрядами, их снаряжением. Из Гризла прибыли и пёстрые ряды крассаражских наёмников, чему Джозар был безумно рад. Бойцы профессионалы были необходимы и явились немалым подспорьем пусть и хорошо обученным новобранцам. Разглядывал он и длинный караван передвижных бойниц, которые они с Джовером долго разрабатывали и обдумывали, — большие крытые повозки с окошками для стрельбы. Экипаж каждой повозки составляли арбалетчики, пехотинцы и пара сапёров. Джозар ещё давно планировал сам себе разрешить производство арбалетов на время войны и так и поступил. Таким образом, передвижные бойницы превратились в верную смерть на колесах для любого врага.

Вассалы разделяли настроение повелителя и не могли не признать, что их личные средства не были потрачены впустую. Войско было отменным, командовать им было легко и приятно, словно покорным ластящимся к хозяину чудовищем. Какой бы мощной ни была небуланская армада, против таких сил ей будет очень трудно выстоять. Гризаманские солдаты шли с верой в богов и своего Змееборца, взогретые его речами о справедливости и независимости. Они были преисполнены уверенности и мужества, а многомесячная жёсткая муштра не могла не принести результатов — о сохранности своих жизней они думали в последнюю очередь.

Впрочем, не все были настолько воодушевлены предстоящим боем. Откуда-то снизу на склоне послышался шум — кто-то отчаянно вопил и молил о пощаде. Джозар поискал глазами и обнаружил справа за выступом виселицу, на которой уже болтались трое человек. Четвертого тащили туда же и он отчаянно упирался.

— Что там творится? — вопросил Джозар, указывая вниз.

— Дезертиры, милорд, — тут же дал ответ генерал Тэрон Адалард.

Джозар гневно сверкнул глазами.

— Прикажи остановить казнь, — велел он.

Адалард громко прокричал сие требование солдатам внизу, пока Джозар спускался к виселице. Когда правитель подобрался к дезертиру, который сидел на земле, опустив голову, тот, подняв взгляд и увидав самого Змееборца, затрясся от ужаса.

— Как зовут тебя? — услышал от него солдат.

— Молрик Дарс, милорд, — заикаясь, пробормотал он.

— Что же это ты, Молрик, вздумал дезертировать?

Несчастный Молрик с великим ужасом оглядывал плеяду правителей, окруживших его словно медведи ягненка.

— Страшно, милорд, в бой идти, — проблеял он. – Страшно погибать в дикой сече.

— Страшно? — задумчиво пробормотал Джозар. — А не страшно ли тебе жить в нищей стране с позорной репутацией, которую доят и морят какими-то болезнями проклятые небуланцы? Не страшно ли тебе, что они забирают у твоих детей всякую надежду на сытое будущее? Не страшно ли, что вскоре обнищают и лорды, и миджархи и тогда уж точно никто не сумеет собрать и самого паршивого войска, чтобы защитить твои родные земли? Часть населения передохнет от непонятного мора, часть от голода. Храмы захиреют, боги отвернутся от нас. И что будет, друг мой? Исчезнет Гризаман с лица земли, а вместе с ним и память о нас, словно жили мы напрасно. Словно были мы слабы, глупы и ничтожны. Словно были мы трусами вроде тебя. Разве не страшит тебя всё это, друг мой Молрик?

Солдат слушал своего повелителя, широко раскрыв глаза. По щекам его катились слёзы. Не выдержав пытливого взгляда миджарха, он опустил голову. Джозар отошёл от него и, растолкав свою блистательную свиту, подобрался к Адаларду.

— Да ты совсем одерьмоумел?! — взревел он. — Стыд божий, Тэри! Ты решил истреблять моих солдат ещё и бой не начался?

— Но милорд… они дезертиры. Так должно было поступать с предателями с начала времен, — оправдывался Адалард.

— Каждый солдат у меня на счету! Каждый! Даже узники казематов и те давно в строю. Нас мало, бестолочь!

— Но как мне должно поступать? Лишь прикажите, милорд.

— Многие ли бегут?

— Немногие, — вступился Джовер. — Единицы. Но чем ближе момент битвы, тем больше дезертиров мы ловим.

— Как же нам поднять их моральный дух, милорд? — спросил Адалард.

— Моральный дух? — процедил Джозар. — Какой может быть моральный дух, когда твой же собственный генерал такой паскудный душегуб? Пожалуй, лишь твоё самоубийство сможет здорово поднять их моральный дух.

Тэрон Адалард сжал губы. Ему всегда было трудно понять когда Джозар говорил всерьёз, а когда искрометно язвил.

— Вот что. Впредь любого дезертира возвращайте в строй. Отбирайте все вооружение и выдавайте палку.

— Но какой нам прок от этой ходячей палки? — удивился Джовер. — Он и так-то в зуб ногой не может.

— Вот как раз в зуб ногой-то он и сможет. Так мы не лишимся живого щита, имеем шанс, что он всё же кого-нибудь ранит или хоть оглушит, и милосердно даем шанс и ему — вдруг боги посчитают, что у него ещё не все потеряно.

— Изумительно, великий милорд! — миджархи принялись рукоплескать Джозару. — Как вы мудры и сострадательны!

— Вы так изумляетесь, будто это новость для вас, — хмыкнул Змееборец. Он вновь направился к связанному беглецу. — Вот что, Молрик. Сегодня тебе сказочно повезло и жизнь твоя продолжается. Ты отправишься на бой как подобает мужчине, ты будешь защищать честь своей страны и отвоёвывать счастливое будущее наравне со всеми достойными мужами Гризамана. И пусть твой меч будет деревянным, а щит невидимым – что с того, если ты любимец богов? Их провидение вело меня к тебе, чтобы я пощадил тебя. И поведёт тебя дальше тропою удачных свершений.

Молрик был вне себя от счастья. Невероятное облегчение снизошло на него – радость внезапного спасения от виселицы перекрывала остальные довольно унылые перспективы. Он бросился в ноги Джозара и принялся горячо благодарить его.

— Я ринусь в бой за вас и за Гризаман, я стану славным героем в вашу честь, о повелитель!

Его развязали и повели прочь. Джозар покачал головой.

— Славным героем? — проговорил он вслед Молрику. — Его миссия — упасть поудачнее, чтобы о его тело запнулось побольше врагов.

Фаран вздрогнул, услыхав из уст Джозара слова Рижель. Он в деталях вспомнил всё, что произошло в туалете, и его тут же прошиб холодный пот.

 

Рижель сидела в бывшей комнате Розалии, куда перебралась сразу после отъезда Джозара. Вокруг неё суетились две служанки, Кара и леди Гроффолкс, которая выуживала из сундуков какие-то громоздкие наряды. На плечи Рижель была наброшена пушистая шаль, ноги её покоились на подушке и одна из служанок массировала их.

Плод выжил. Беременность сохранилась и продолжала развиваться. Старая леди Гроффолкс была очень воодушевлена известием о положении своей дочери и моментально взялась её опекать. Рижель же словно превратилась в камень. Что ты за тварь, раз выжил после такого? — вопрошала она свой плод. — Что же сделать мне, чтобы уничтожить тебя?

Не помогла ей ни верховая езда, ни холод, ни жар. Живот рос. Демон внутри меня… или несколько демонов, вгрызающихся в моё тело — рассуждала Рижель. – Демоны живут во мне. Сколько их там? Двое? Пятеро? Десятеро? Тысяча?..

Мать её с довольным видом доставала и встряхивала одно платье за другим — все они были с огромными безобразными юбками, начинавшимися из-под груди, были плотными и ужасно жаркими.

— Пора сменить одежду, чтобы не повредить животу, — бормотала старая леди. — Ведь в нём сокрыто великое сокровище. Дети Джозара — огромная ценность, как и сам он. Твой живот — величайшая драгоценность Гризамана.

Рижель словно очнулась от глубокого сна. С гневом взглянула она на мать.

— Плевать мне на мой живот и всё, что зреет в нём, — проговорила она. – Пусть бы сдохли и демоны в утробе моей, и сама я. Убери от меня эти уродливые платья с мешком для пуза, я ненавижу их.

Леди Гроффолкс уставилась на дочь в немом изумлении. Она махнула рукой, приказав служанкам убраться вон, и быстро подошла к Рижель.

— Не смей произносить подобных речей! — воскликнула она. — Ты — королева Гризамана! Мать и жена властителей огромной державы, растущей, как твой живот! Ты счастливейшая из женщин — тебе даровано право родить Джозару детей и принимать его любовь. Ты чрево, вынашивающее миджархов и королев. Ты матка нашей родины. Ты имеешь всё, чего может желать женщина. Выше тебя лишь Красная Аст! Это предел, понимаешь ли ты это?

Рижель резко вскочила и расхохоталась. Леди попятилась. Королева изо всех сил пнула подставку для ног, выхватила у матери из рук платье и швырнула его в камин.

— Воистину это предел! — проревела она. – Предел моего терпения, моего рассудка! Последняя черта! Как счастливейшая из женщин заявляю — ненавижу чрево своё и детей из него, ненавижу тебя и слова твои. Ненавижу трон и положение своё. Ненавижу эти платья, этот замок, Гризаман и всех кто в нем есть. И Джозара я воистину ненавижу – так же сильно как люблю. Но больше всех, кто существует в подзвёздном мире, я ненавижу себя!!

Она влепила матери увесистую пощечину, повторяя размашистые движения Джозара. Затем оттолкнула её и бросилась вон.

Рижель металась по замку, не зная куда себя деть. Она обошла все углы, бесцельно исходила все коридоры и закоулки. С тщетной надеждой в сердце вошла она и в лазарет. Ей мерещилось, что сейчас она вновь увидит Айло за столом у окна, где громоздилось огромное количество каких-то склянок и книг, а прямо над головой сушились травы. Он поднимет взгляд и улыбнется ей, захлопнет книгу, поманит её рукой. Она войдет к нему, во все глаза озираясь по сторонам – Айло всегда работал с упоением, раскладывая повсюду бумаги, кости, разливая какие-то жидкости в чашах. Он приложит палец к губам и заговорщицки прошепчет ей на ухо что-то интересное, отчего она, еле сдерживаясь от смеха, прыснет в кулак, а после обнимет его.

Но в лазарете царила унылая аскетичная обстановка — все книги были рассованы по сундукам и шкафам, склянки припрятаны, личные вещи Айло давно уничтожены, а у его стола собралась целая толпа бородатых мужчин, три священника и Галинн. Все они молча склонились при появлении королевы и подняли лица, вопросительно глядя на неё. Рижель вспыхнула и смятенно покинула лечебницу, вызвав снисходительные взгляды за спиной.

Она понеслась в тронный зал. Герольд возвестил о её прибытии и немногочисленные дворяне склонились перед ней. Словно во сне Рижель взобралась на место мужа. Наступив на череп Крэя, она вспомнила, как впервые увидела его голову отдельно от тела. Джозар водрузил её на камин в покоях Рижель, и оттуда змей взирал на свою госпожу всю ночь, заливая кровью погасшие угли и решетку.

«Я освободил тебя. От чудовища. От порочной любви. От безумия». Рижель схватилась руками за голову. Ей казалось, череп под её ногами говорит голосом Джозара. «Я подарю тебе счастье. Ты будешь могущественна, обожаема всеми и страстно любима мною» – клацал костями череп. Рижель топнула ногой, но череп не умолкал. «Ты вознесешься как богиня. Ты будешь иметь всё. Ты будешь иметь меня. А я — тебя».

— Не хочу!! — яростно вскричала королева, топая ногами. Она метнулась с трона и бросилась прочь. — Я не хочу! Пропади! Оставь меня! Не хочу! Ненавижу!

Позвали Галинна. Во главе стражи, врачей и придворных он отправился на поиски и обнаружил королеву в анфиладе с огромными витражными окнами. Она сидела на лавке у стены и беззвучно рыдала, обливаясь слезами.

— О, Айло, Айло! — тихо взывала она. — О, прости меня!

— Миледи, что случилось? — мягко поинтересовался Галинн, осторожно присаживаясь неподалеку от неё. — Чем мы можем помочь вам? Лишь скажите — исполним всё. Взгляните — здесь все ваши друзья. Мы на вашей стороне. Что бы ни случилось — мы поможем вам.

Толпа позади него с тревогой буровила глазами королеву, стараясь уловить малейший жест, разгадать желание или услыхать приказ. Рижель медленно обратила взгляд на главного целителя. Увидав её искрящиеся глаза и искажённый в гримасе рот, Галинн моментально понял, что королева обезумела.

— Убирайся! Ты — не он!!

— Но кто же нужен вам, госпожа? — нежно пропел Галинн. Голос его, однако, дрожал. Он опасался связываться с безумцами и был взволнован и озадачен. Так же вспомнил он и взгляд Джозара, который красноречиво дал понять, что о безумии королевы даже не стоит и заикаться.

— Мне? Никто! Тишина! Мне нужна тишина!

— Миледи, позвольте проводить вас до ваших покоев. Вам нужен отдых. Слёзы могут быть опасны и вашему дитя в утробе. Позвольте мне помочь вам и увести вас в более уютное место. Там будет так тихо, что вы услышите лишь своё дыхание.

Он заботливо протянул ей руки. Рижель яростно взвыла, отпрянув.

— Пошёл ты прочь! Ненавижу тебя! Всех вас ненавижу! Оставьте меня! — она вскочила и топнула ногой. Затем согнулась пополам и заорала не своим голосом: — Десятеро! Псы мои! Защитите меня!

В тот же миг бесшумно словно тени из-за углов выскользнули служители десяти слёз. Вездесущие, невидимые и неожиданные, они никогда не упускали королеву из виду, готовые защитить свою госпожу в любой момент. Так повелел Джозар.

Десятеро вмиг окружили королеву, и Галинн со спутниками в ужасе сами отпрянули подальше. Рижель, цепляясь за ремни и плечи своих охранников, поднялась с пола и злобно оглядела сборище встревоженных придворных.

Ухватившись за веревки, украшавшие одежды служителей, словно за поводки, Рижель скомандовала — к ноге. Верные псы прильнули к ней ближе. Затем королева воскликнула — вперёд! И в окружении своих телохранителей прошествовала прочь.

Следующий месяц королева не расставалась со своими «псами» ни на минуту. Она ела, мылась, гуляла лишь в их окружении. Они же не подпускали к ней никого, и весь двор замер точно громом поражённый. Даже Кара не могла подступиться к своей хозяйке и каждый день проливала горькие слёзы в обществе кухарки Риты, которую подарил королеве Джовер.

Королева и спала в компании служителей. Она вновь заняла янтарную спальню, где стояла огромная кровать. Пятеро находились при ней, пятеро стерегли вход снаружи. Все они были оскоплены Джозаром, потому Рижель совершенно не боялась их и нисколько не смущалась. Они были безмолвны, ибо были лишены языков. Они были покорны, ибо были лишены рассудка, слепо преданы и верны. И Рижель, в конце концов, перестала понимать, были ли они вообще людьми. Она снимала их маски и кормила лучшими кусками из своих рук. Затем раздевала их, осматривала их тела с ног до головы, любовалась ими, вдыхала аромат их вспотевших торсов, мыла их, проводила руками по покрытым густыми волосами ногам и рукам и укладывала в свою постель. Она спала как убитая по пятнадцать часов, обнимая своих верных кастратов точно больших тёплых собак. Сцепившись с ними ногами и руками, укрывшись их телами словно одеялами, Рижель впадала в невероятно глубокий сон, в котором не было видений. Он был пуст, и разум её в те часы словно и не существовал. Так крепко и покойно ей еще никогда не спалось.

Весело гикая, выезжала королева верхом во главе десятерых в жёлтом. И ехала эта компания отнюдь не на прогулку, не обозревать окрестные красоты. Раз они нанесли визит злосчастной аптекарше, продавшей королеве недействующее противозачаточное средство. Служители выволочили полураздетую женщину на улицу и потащили в казематы, где Рижель с их помощью пытала и практически выпотрошила её заживо. Она вытягивала аптекарше кишки из разреза в животе словно канаты, сверкая глазами и приговаривая: «Ты рожаешь змей, гляди-ка! Как они прекрасны! Да, роды — кровавое событие. Зато гляди, какую красоту явило твое тело».

 

Совет Достойных собирался уже без её участия, и встревоженные его члены долго решали как им поступить. Писать Джозару о происходящем никто не смел – Змееборец перед выездом строго велел всячески угождать Рижель и не сметь жаловаться на неё. Старая леди Гроффолкс так же разводила руками, мрачно взирая на обескураженных лордов – никакого влияния на дочь она не могла оказать. Безумная королева не могла больше занимать трон, государству требовался здравомыслящий регент, но без согласия Джозара лорды не могли избрать его. Случайный человек из стороннего семейства на троне моментально пошатнул бы политическую обстановку, а избрание его заняло бы уйму времени. Решать надо было быстро и, в конце концов, Ламарон робко предложил Розалию.

— Наконец-то кто-то это сказал, — проворчал Секаж, поднимая руку. Вслед за ним единогласно проголосовали и остальные члены Совета, включая хмурого Орелло и Вегаута, который поднял руку так неохотно, словно сунул её в пасть чудовища.

Судья написал Розалии письмо, над которым она долго смеялась в компании Варта.

— Началось! — проговорила она сквозь смех. – Как скоро! Мне ещё не успели дошить новое платье. Итак, милый мой Варт, ты готов немного позабавиться?

— Ещё бы, Роза. Слезливое письмо этого противного судьи говорит о том, что они в полном отчаянии.

— О да. Как я тебе и говорила, они сами будут умолять меня сесть на трон. Нужно лишь подождать, когда грянет гром. И вот уж близится последняя черта.

Розалия не спешила. Она дождалась, пока дошьют её новое роскошное платье, которое она заказала как раз для такого случая. Белоснежное с золотистыми вставками, украшенное розами, с глубоким вырезом и почти открытыми плечами – Розалия сияла в нём как утренняя звезда. Сверху на неё была наброшена тёплая белая же мантия со старым символом миджархии на спине. Волосы её были тщательно убраны в сложную прическу, драгоценности неброски, единственным ярким украшением была та самая диадема с рубиновой звездой, которой ее короновали в храме. Выглядела она еще более «девственной» и чистой чем прежде, когда таковой считала её общественность.

Розалия прибыла в Гризай, исполненная достоинства и великолепия. Кортеж её был совсем невелик, но блистателен. Сохраняя хладнокровие, величаво и решительно вступила она в миджархию. Несли её в специальном сидении четверо солдат. Варт шёл впереди, надменно оглядывая встречных. С ним почти не раскланивались – их с Розалией мезальянс никто не одобрял и никто не воспринимал Варта как равного себе. В глазах двора он по-прежнему был солдатом, который позволил себе неслыханную дерзость. Впрочем, видом своим он напоминал отнюдь не солдата, но лорда – подобающий наряд для него пошить уже не хватало средств, посему достойную придворную одежду ему подыскали в Синем замке, и Джозар был бы взбешён, увидав на Варте серый замшевый дублет своего отца и его же роскошный чёрно-синий упелянд, подбитый мехом чёрной лисицы. Это был чуть ли не вызов. Варт прекрасно это понимал, как понимал и то, что никто не будет строчить Джозару, занятому невероятно важной миссией, жалобы о каких-то тряпках.

Рассудительный взгляд и сдержанные манеры Розалии были встречены двором как глоток свежего воздуха. Однако открыто смотреть бывшей королеве в глаза мало кто был способен, перед ней склонялись, пряча взоры.

Розалия прибыла на Совет Достойных и невозмутимо заняла главенствующее место, Варт уселся рядом. Секаж подобострастно улыбался, многие кланялись ей и осыпали приветствиями и пожеланиями. Вегаут сидел с каменным лицом и презрительно оглядывал прибывшую пару. Орелло, развалившийся в кресле рядом с ним, больше потешался и оценивающе-насмешливо наблюдал за Розалией и её мужем, довольно громко обсуждая их на своём конце стола.

— Ну, так что же случилось, господа? – громко вопросила Розалия, заглушая гул голосов. Наступила тишина. – Отчего, поджав хвосты, вы приползли ко мне жаловаться на мою сестру, а не сообщили Змееборцу? Может, желаете, чтобы это сделала я?

— О нет, миледи! – воскликнул судья. – Не должно отвлекать повелителя от столь важного дела по любому пустячному поводу…

— Пустячному поводу? – усмехнулась Розалия. – Его жена сошла с ума. Ах да, он ведь тоже сумасшедший. Впрочем, вы правы. Не будем тревожить их… как он там выразился – уголок безумия. И вы, стало быть, решили, что теперь, когда все безумцы разбежались по углам, оставив Гризаман без гроша в казнохранилище, можно вновь усадить на трон меня, ибо недостаточно еще унизили и изваляли в грязи моё имя.

— Миледи! Для меня вы всегда были образцом здравомыслия и благородства! – выпалил, вскочив, Ламарон.

— Мы никогда не сомневались в вашем честном имени, — поддакнул кто-то.

— Ну почему же никогда, — язвительно вставил Каран Орелло, — сомневались и не зря. Всё же признайте, вы — лгунья и при том отменная.

Воцарилась напряженная тишина. Розалия улыбнулась.

— А, Орелло, — протянула она, — великолепное семейство. Достойный древний род, чьи представители один другого гаже. Держать ваши морды в узде подальше от миджархии и государственных дел – повод, ради которого я бы ещё и не о том соврала. Лгать во благо мира, народа и страны – ещё куда ни шло в сравнении с вашими подвигами.

Орелло встал и презрительно указал на неё пальцем.

— Единственное ваше достоинство в том, что вы в здравом уме, миледи. Всё, что от вас требуется – сидеть, кивать и делать то, что вам велит Совет. Как только Джозар вернётся, он вышибет вас вон так же, как и в прошлый раз.

Лорды испуганно зашикали на него, и даже Вегаут неодобрительно сверкнул глазами в его сторону.

— Сядь на место, — раздался чей-то грозный бас. Все удивленно повернули головы в сторону Варта. Тот с ненавистью уставился на Орелло.

— А ты-то кто такой? – рассмеялся лорд. – Сиди помалкивай и жди когда к тебе обратятся, челядь.

— Сейчас мы выясним кто он такой, — перебила его Розалия. – А вы сядьте немедленно, пока ваше место не занял кто-то другой, а то мы устроим это очень быстро.

— Сядь, Каран, — прошипел Вегаут, — нет смысла бесноваться.

— И вы здесь, светлый брат, — ласково обратилась к нему Розалия, — но что-то лик ваш совсем не светел, а мрачен словно казематы. Нет смысла бесноваться – почему вы не произнесли эти мудрые слова раньше, когда Джозар начал буйствовать и карабкаться на трон как одержимый лишь для того, чтобы усадить на него своего сына с погремушкой, а самому ускакать размахивать мечом, прихватив с собой все мужское население страны? Да и поиздержались вы, похоже, знатно, оплачивая миджархийские игрушки.

Вегаут при общении с Розалией решил избрать тактику отрешённого молчания и просто кивал ей, чуть улыбаясь. Розалия рассмеялась.

— Итак, судья, вы здесь, похоже, наиболее адекватный человек из всех присутствующих, — обратилась она к Секажу. – Где документы?

Судья возрадовался тому, как деловито и без обиняков она перешла к делу и тут же зашуршал бумагами. Он выкладывал перед ней длинные исписанные листы, на которых уже красовались печати и его подписи.

— Всё здесь. Положение на регентство. Принятие. Клятва. Доверительное.

Розалия долго изучала документы, после чего схватила перо и принялась подписывать.

— Проблема в том… — вкрадчиво проговорил судья, — что доверительство должна подписать королева Рижель лично.

— Но она нездорова и не может отвечать за себя.

— Значит, её представитель.

— Я – её представитель, — провозгласила Розалия и подмахнула свою подпись там, где должна была её поставить Рижель.

— Что ж. В данном случае это допустимо, — кивнул Секаж, облегченно вздыхая и принимая из её рук подписанные бумаги. Он встал, довольно улыбаясь и торжественно начал: – Итак, господа, позвольте…

— Погодите, — прервала его Розалия. – Теперь перейдем к самому важному.

— Что-то может быть важнее вашего восшествия на трон, миледи? – поразился судья.

— Безусловно. Итак, — Розалия протянула руку и один из её стражников вручил ей кожаный переплет с документами. – Полагаю, у вас плохо с памятью, судья, раз вы забыли, что я замужем?

— Ах это? Ну что ж, дело это деликатное… и требует…

— Ничего оно не требует, — отрезала Розалия, швыряя на скользкий стол сшитые листы с красочными изображениями и разноцветными надписями. – Здесь представлена родословная моего мужа Гидерварта Антермара. Все могут ознакомиться с историей его древнего рода.

— Помню Антермаров и без бумаг, — проговорил Ламарон, обращаясь к Варту. – Вашего деда казнил, кажется, дед миледи за какое-то личное оскорбление. И отобрал все земли.

— Но не титул, — уверенно сказал Варт.

— А посему брак наш равный, так как он владеет титулом по наследству, — подытожила Розалия.

— Он просто безземельный рыцарь, — презрительно бросил Орелло, — нищий бездельник, живущий под вашей юбкой.

— Безземельный? Нищий? Хм, — Розалия взяла перо и поставила свою подпись на каком-то документе. – Сим приказом возвращаю лорду Антермару все отобранные земли, поместья и угодья, членство в Совете Достойных, право стоять у трона, а так же дарую миджархийские конюшни у Южной рощи. Секаж, мою королевскую печать!

Судья оторопело протянул ей увесистый короб. Лорды зашелестели – удивлённо и возмущённо.

— Что вы вытворяете? – гневно вскричал Орелло. – Разбазариваете владения миджархии! Дарите земли, имущество какому-то прощелыге! Солдатне! Джозар на такое согласия не давал. Побойтесь его гнева!

— Я трепещу, — хмыкнула Розалия.

— Озолотили вы своего остолопа-муженька. Дальше что?

— Сейчас увидишь, — зловеще проговорил Вегаут.

Розалия взяла второй документ.

— Поскольку лорд Антермар состоит в браке с королевой, он обязан принять её фамилию и имеет право на титул регента, — она поставила свою подпись и вновь схватила печать. Ехидно оглядев ошарашенных лордов, она с грохотом ударила печатью по бумаге и произнесла: — Позвольте представить вам вашего регента лорда Гидерварта Гроффолкса.

Все повскакивали с мест. Поднялся возмущенный гвалт.

— Неслыханная наглость! – взвизгнул Фервора. — Клянусь слезами Змееборца – она сделала регентом туалетного стражника!

— На такое согласия не давал никто! – ревел с ним в унисон Орелло. – Она тоже сумасшедшая! Вышвырните её вон! А заодно и её обнаглевшего муженька! Стражу!

Многие подхватили его крики и воззвали к стражам, охранявшим библиотечный зал. Когда зал наполнился солдатами, невозмутимая Розалия молча протянула капитану стражи документы, прочитав которые, тот преклонил перед ней колени.

— Безумие! – губы Орелло побелели. – Вы за это поплатитесь! Джозар сдерёт с вас шкуры. А заодно и с нас всех!

Вдруг с места поднялся Варт.

— Сядьте, господа. Сядьте же, — его голос был спокойным и уверенным. И его даже не сразу услышали. Он не рявкал, не орал, не топал ногами, не махал руками и не стучал кулаком по столу. Каждое слово он произносил медленно и веско, словно указывал на его особый глубинный смысл. На самом деле сердце его бешено стучало, слова путались на языке и он пытался упорядочить их и выиграть время для построения фраз, преподнося свою речь размеренной и плавной, а паузы многозначительными. Оглядев присутствующих твёрдым и внимательным взглядом, Варт продолжил: — Нет никаких причин нашему властителю Джозару Змееборцу гневаться в отношении Совета, который пытается спасти положение дел в Гризае. Никто не претендует на его власть и не пытается сокрушить его громадный трон кувалдой. Мы лишь наместники, не захватчики. Документы совершенно законны, происхождение Розалии и право её на трон безупречно. У вас нет никаких причин для возмущений. Что касается меня – я муж королевы-регента Гризамана перед богами, народом, Законом. Могу ли я, законный лорд и супруг, принявший фамилию и титул жены, как прежде стоять за её спиной словно безмолвный страж? Или должно мне разделить её ответственность и тяготы положения в нелегкое для государства время? Мы в состоянии войны с самым могущественным народом на материке, так время ли искать причины для вражды и ненависти и устраивать внутренние конфликты? Не пора ли сплотиться и попытаться наладить жизнь внутри страны, чтобы наш народ знал и видел – мы держава не только на словах, но и в поступках наших. Я жду от вас преданности не потому что желаю унизить вас и возвыситься, но желаю союза и взаимопомощи. Если мы хотим процветать, то самое время начать работать, ибо как бы плодородна почва ни была – не родит она ничего кроме сорняков без неустанного труда и заботы о ней.

Он умолк. Все лорды сидели на местах. Секаж угодливо захлопал вспотевшими ладонями. Его примеру последовали Галинн, Ламарон, а затем и почти все присутствующие. Абсолютное большинство поддержало регента, и капитан стражи обратил свой взгляд на Варта. Тот кивнул и солдаты немедленно покинули зал.

— Что ж, — Розалия с победной улыбкой оглядела притихших членов Совета. – Полагаю, теперь-то все согласятся с тем, что Джозару просто необходимо быть в курсе всего, что здесь произошло.

— Я сам напишу ему, — сказал Варт и поднял руку, прерывая попытки Секажа вставить хоть слово. – Отныне всю переписку с ним буду вести я лично.

— Как прикажете, милорд, — пробормотал судья.

Варт сел и медленно положил руки на стол, сцепив ладони в замок. Они дрожали крупной дрожью и он пытался скрыть своё волнение, что ему вполне удалось, ибо лорды взирали на него хоть и мрачно, но с невольным уважением.

 

Неделю Джозар совещался с гризаманскими правителями. За это время Джовер сформировал части и ещё раз утвердил с генералами маршрут и локации, где им предстояло дать бой небуланцам. Разведка донесла ему, что небуланское войско встретит их на Молочных равнинах, чтобы не дать врагу вступить в небуланские земли. Там уже был построен огромный военный лагерь и до самого тракта были сооружены частоколы и рвы, преграждающие войскам путь в Небуловенту. Проскользнуть мимо войска не смогла бы и мышь, и битва на Молочных равнинах должна была стать ключом для вторжения в страну, чьи города беззащитно раскинулись на изумрудных туманных холмах севера, не обнесенные стенами и башнями.

На исходе седьмого дня военный городок покинул миджарх Гризо. Он возвращался домой, чтобы вывести в воды моря Гриз весь гризаманский флот. Джозар не собирался соваться в Небуловенту с моря, но защитить собственные воды счёл необходимым. Так же он посвятил всех военачальников в свой план относительно Бейге и те усмехались, подыгрывая своему Змееборцу:

— Значит на Бейге, повелитель?

— На Бейге, — кивал Джозар. — Сокрушим Теотегара. Разведка сообщила, что небуланские войска из Флавона уже переправляются в Бейге, чтобы встретить нас и смять наступление. Они хотят защитить свой драгоценный Бейге от подлых, кровожадных гризаманцев. Казнить крассаражского посла… какое оскорбление, какая жестокость, наглость и недальновидность, не так ли, господа?

— Да, милорд. Решение истинно слабого и глупого правителя.

Джозар удовлетворённо кивнул.

— Итак, первым делом заскочим в Бейге. Не сомневаюсь, что мощное флавонское войско небуланцев займет самые выгодные позиции на подступе к городу, чтобы мы не могли обойти их. Доложили, что они приступили к строительству обороны, подводу продовольствия и плотно зацепились у Бейге. Ох и трудным будет бой. Грязной будет сеча и множество храбрецов сложит свои головы в сей славной битве. На очереди же главная наша цель — небуланцы с севера. Они уже знают, что мы двинемся на запад и порядком расслабились. Пусть отдохнут. Перед смертью полезен отдых — погибать тоже труд, причем весьма кропотливый.

На следующий день Змееборец Джозар Гроффолкс, сияя во всём своём великолепии, держал речь перед своим войском. И слова его передавали из уст в уста, чтобы даже самый последний оруженосец слышал возвышенные напутствия своего великого лидера.

В окружении блистательных всадников, высшего военного руководства, миджархов, облачённых в доспехи, и трепещущих как пожар знамён Джозар взывал к своим солдатам словно божество к своей пастве. Тяжёлый красный плащ его развевался на ветру, и невысокий стройный правитель казался своим воинам огромным колыхающимся пламенем, которое громко возвещало своей армаде огненные речи.

— Сыны гризаманские, внимайте мне! Ныне отправляемся мы в бой, ибо терпению нашего великого свободного народа пришёл конец! Дадим отпор грязным собакам, что возомнили себя господами. Они указывают как должно нам жить на своей земле – мы укажем им путь в Бездну. Сокрушим спесивых миротворцев, которые высасывают из наших земель не только золото и лес, но нашу самость, нашу гордость, нашу честь!

И если можно пожертвовать самостью и преступить гордость, то честь наша — неприкосновенна! За честь мы идем бороться с врагом. Нас заставили думать, что быть гризаманцем унизительно. Что гризаманцы глупы и ничтожны. Что они бесчестны и слабы. Ложь! Я вижу ваши лица! Они светятся решимостью, мужеством и готовностью отдать свою жизнь, но не честь!

Мне не нужны ваши сердца — отдайте их своим любимым. Мне не нужны ваши души — отдайте их Павшему богу. Мне не нужна ваша честь — не отдавайте ее никому!

Лишь ваша верность! Верность родине, миджарху, знамени — это мне дайте, гризаманские воины!

И пусть мы падем на поле боя – наши дети, живя в свободной и могущественной стране, будут помнить о том, что их предки сделали для них. Что они освободили их. Что не были они трусами и не пресмыкались перед врагом, и не убоялись выступить супротив угнетения и жадности зарвавшихся господ.

Готовы ли вы отправиться со мною в битву, сыны гризаманские?

— Да, Змееборец! — раздался оглушительный рёв.

— Готовы ли вы выступить сей же час?

— Да, Змееборец! — проревели тысячи голосов. Джозар облачился в шлем.

— С вами ли вера ваша и доблесть ваша?

— Молитву и честь не отнять!

— Вперёд! — взревел Джозар, вздымая над головой чёрный меч. От ответного рёва и металлического грохота дрогнула равнина.

Громогласно и слаженно распевая «Молитву и честь не отнять!», войска тронулись с места. Сверкающим колючим морем захлестнули они равнину, обтекая холмы и рощи.

Части, которые сформировал Джовер, двигались независимо друг от друга. Первая часть войска отбыла из городка еще накануне, не дождавшись возвышенных речей правителя. То были солдаты, прекрасно обращающиеся не только с оружием, но и с лопатами да молотками. Они отправились сооружать лагерь неподалеку от места предстоящей битвы.

Основные части двигались за Джозаром и Джовером, прочие вели гризаманские миджархи, а обширная замыкающая часть состояла не столько из военных, сколько из обслуги и родни и являлась обозом с вещами и продовольствием. Пастухи гнали вслед за войском стада. Бочек с рыбой на телегах было не сыскать, зато у простых солдат под нехитрой бронёй были шёлковые рубашки, предназначенные для сохранности их здоровья на время войны.

 

Предыдущая глава

Следующая глава