Миджарх пристально наблюдал за происходящим на площади. Он добела сжал руками подлокотники кресла, и был напряжен как струна. Аспин медленно встал. По его знаку Бари и Рэг схватили под руки Вегаута, начавшего бурно сопротивляться, и потащили прочь.

— Милорд, что происходит? – вскричал священник, пытаясь вырваться и уцепиться за кресло своего господина. – Отпустите меня, что вы хотите?

Миджарх сурово взглянул на Вегаута и переодетых солдат, затем на Аспина.

— Объяснитесь, – обратился он к последнему.

— Мне необходимо переговорить с вами, милорд. Наедине.

— Для этого не следует хватать пожилого священника за локти. Пустите его.

Но Аспин позволил Бари и Рэгу увести громко возмущающегося светлого брата и велел им ждать внизу. Массивные балконные двери со скрипом захлопнулись. Аспин и миджарх остались одни. Вокруг были разбросаны подушки, посуда и остатки еды. Ветер со стуком перекатывал пустые кубки по полу. Аспин поднял один из них, налил себе вина и торжественно воздел. В золоченом кубке полыхало отражение пламени. Аспина окатывало волной жара и тошнотворного запаха горелой плоти. Он выпил вино в один глоток.

— Превосходное. Изумительное.

Миджарх молча и настороженно смотрел на Аспина, тот не спешил говорить. Он налил себе еще вина и снова приветственно поднял бокал в сторону площади.

— Это вы, — проговорил миджарх, — это ваши люди начали мятеж.

— Вы правы, — кивнул Аспин.

— Но почему? Неужели вы хотите уничтожить этот город как и несчастный Флавон?

— Я не уничтожаю. Я даю выбор. Смотрите, — Аспин указал вниз, — у ваших людей есть выбор. Остановить все это сейчас же. Или продолжать убивать своих же собратьев. Вы видите, что они выбрали.

— Вы спровоцировали их.

— О нет. Они так легко поверили в то, что начался мятеж, я сначала был удивлен, но, присмотревшись, понял – разгадка в том, что здесь нет никаких собратьев. Здесь все ожидают друг от друга подлости и предательства. Каждый думает о ближнем – не предал ли он меня? Не враг ли он мне? И то же самое вы сотворили со своим народом, посеяв страх и смуту среди людей, заставляя бояться самих себя, а не вас. Вы – закон и судья, но не убийца, ведь все они, — он кивнул в сторону костра, — сами виновны в своей беде, верно?

— Верно, — ответил миджарх, — это называется править обществом. Обществом могут управлять лишь страх, закон и страх перед законом. Только так можно сохранить его. Только это гарантирует безопасность и порядок, ибо общество без порядка – мертво.

— Если это общество – стадо баранов, то верно. Но если бы вы подняли взгляд выше ограды пастбища, то увидели бы на горизонте бескрайний простор для строительства нового общества, где ради порядка не нужно сжигать маленьких детей.

— Поднять взгляд? Возвышенное общество опасно и бесполезно. Оно начинает терзать власть, делить ее по своему усмотрению, осуждать и миловать по настроению. Все мы хотим жить за каменными стенами, чтобы ночью на нас не нападали и не разрушали наши дома. Не отрицайте, вы тоже любите ложиться спать в безопасности. Вы окружили себя войском не просто так. Вы носите меч, чтобы вершить свое правосудие.

— Я ношу меч не чтобы вершить, а чтобы останавливать другой меч лезвием своего. Неужели мне следует хватать вражеский клинок голыми руками? Я не глупец.

— Вы лицемер. Вы строите из себя терпимого, миролюбивого и снисходительного человека, но не гнушаетесь при этом убивать, участвовать в мятежах и сами же являетесь беспощадным уничтожителем порядка, который дорог людям.

— Дорог? – Аспин расхохотался. – Глядите на тех, кому дорог порядок!

Горожане швыряли камнями в сражающихся между собой стражей, толпой окружали и нападали на рыцарей, сбивая их с ног. Люди выхватывали горящие палки из костра и бросали их в любой встреченный желтый плащ.

— Дорог, милорд. Им есть что терять – незыблемость и безопасность за мощными спинами рыцарей Гризая, Закон, который гарантирует им защиту от посягательства на их жизнь и свободу, стены города сорок ладоней толщиной, поля, леса, реки и море, способные прокормить всех. Люди не покидают Гризай, они лишь с каждым годом прибывают, причем не только с южных провинций, в Гризае так же много крассаражцев. Это – земля народа, я должен защищать ее. Неужели вы думаете, что несколько болванов, кидающих камни в рыцарей – это гризайский народ? Я знаю своих людей. Они горды, честны, набожны и трудолюбивы. Вы же — настоящий душегуб, милорд! Разрушили Флавон, теперь взялись за Гризай, но вы не знаете местных людей. Они не позволят повториться флавонской истории. Не все здесь ведомы и легковерны.

— Я не разрушал Флавон, я лишь сорвал с него душное одеяло лицемерия и позволил всем тем людям жить так, как они хотели и заслуживали.

— Да вы позволили? Великодушно с вашей стороны. Вы совратили мою дочь, пришли ко мне в дом. При этом были приняты как член семьи. И сейчас же устроили заговор, ради того, чтобы доказать мне, что я не столь успешный правитель как вы и неправильно управляю своим обществом.

— Успешный правитель? Вы мните себя таковым? Вы заносите меч над всяким, кто угрожает вашей успешности?

— Я заношу меч надо всяким, кто угрожает Гризаю, милорд. И поверьте, теперь вы – не исключение.

Аспин обнажил меч и посмотрел на него.

— Вот вам и мой меч в ответ.

— Поведайте, чем лучше вы меня, раз обнажаете оружие пред беззащитным стариком? – миджарх не дрогнул при виде меча.

— Я расскажу вам лучше, что вы не жертва, а я не истязатель. Вы, милорд, безжалостны. И я буду безжалостен к вам. Ибо если я не сделаю этого, то ваше беспощадное безумие уничтожит любую надежду на справедливость и свободу.

— В чем же моя безжалостность? И к кому мне надлежит, по-вашему, быть милосердным и снисходительным? Может быть, к насильникам и убийцам? Предателям, распутникам, мятежникам?  Может быть к больным, которые могут распространить заразу по всему городу и дальше? Нет, милорд, вы забываете, что я ответственен перед обществом за его чистоту и безопасность.

— Когда ваша ответственность переходит все границы, ее приходится обрубать. Ибо если я не сделаю этого, — она распространится и дальше.

— То есть вы этакий блюститель ответственности, милосердный и добрый герой. Но не переходит ли ваше милосердие все границы? Не боитесь ли вы сами заболеть пепельной лихорадкой? Не боитесь, что дорогих вам людей могут уничтожить те, кого я не успею остановить?

— Не манипулируйте моими страхами, вы не можете знать, чего я боюсь, и не узнаете, ибо я не раскрываю своих слабостей. Мне не страшна пепельная лихорадка, и вам была бы не страшна, знай вы о методах лечения небуланцев. И вы не можете остановить всех людей на свете. Скорее следует опасаться вас, что вы начнете останавливать всех без разбора, включая и тех, кто мне дорог.

— Небуланцы проклятые вероотступники! – прогремел миджарх. – Они словно палачи ковыряются в телах умерших, не исключая грудных младенцев. Они попрали всё, во что верил и будет вечно верить Гризаман. Недаром их лица и руки грязны от рождения. Им никогда не удастся насадить здесь свои порядки. Мы живем и следуем заветам древности и находимся под благословлением богов и благодаря этому – процветаем!

— Вы платите Небуловенте дань, — напомнил Аспин.

— Прежние правители Гризамана опрометчиво согласились на условия перемирия во времена Войны миджархов, и теперь приходится следовать этим клятвам во имя сохранения мира, ведь гризаманцы всегда верны своему слову.

— Этого у вас, действительно, не отнять, — согласился Аспин. – Но ваша твердолобая верность своему слову стоила жизни многим невинным людям, которых можно было спасти. Вы хотите знать, почему люди идут за мной? Я говорю им правду о том, что самое ценное в жизни это сама жизнь. И лишь пока человек живет, в нем есть что-то ценное, в любом человеке, даже в вас.

— Вы сейчас признаетесь в том, что отрицаете богов и великую звездную суть?

— Вы хотите судить меня?

— Я хочу понять вас. Вы утверждаете, что человек ценен пока жив, а после смерти он – бесполезный кусок плоти и ничего более.

— Сам для себя – да.

— Вы не забыли о душе, милорд?

— Я рад, если она у вас есть. Вы можете быть уверены в этом, но не можете заставить верить в это меня.

— То есть если сейчас вы будете заколоты кинжалом, то моментально превратитесь в бесполезный труп, пустое место, ничего не значащее в этом мире?

— Ошибаетесь милорд, — покачал головой Аспин. – Человек создает мир не внутри себя, а снаружи. То, что он создал сам для себя – умрет вместе с ним. То, что он сделал для других – будет жить вечно. Каждый наш шаг отпечатан в истории и определяет – умрем ли мы пустым местом, или нас будут любить и помнить те, кто прикоснулся к тому миру, что мы создали.

— Я вас понял, милорд, — махнул рукой миджарх, — тирады ваши красивы, то, что вы говорите – новая религия, не иначе. Боюсь, она не интересна никому кроме вас, ибо люди страстно хотят заботиться о своей душе, дабы после смерти обрести мир. Но что же следует за всеми этими вдохновенными речами?

— Люди так зациклены на загробной жизни, что совсем забыли, что жить надо здесь и сейчас.

Аспин поднял меч.

— Вы говорили о том, что занесли меч надо мной. Мне ничего не остается, как отбить ваш удар.

— Что же, просто убьете меня? Как какой-то проходимец? – усмехнулся миджарх.

— Почему говорят, что каждый человек, толкающий других на смерть, очень боится собственной смерти? Ничего подобного. Он жаждет ее больше всего на свете. И когда он смотрит на чужие страдания, он представляет себя на месте умирающих и получает неслыханное удовольствие.

— Мой дорогой милорд, боюсь, что вы уже окончательно сошли с ума. Вы возомнили себя богом? Решаете, кто хочет умереть, а кто — жить?

— Я не решаю. Сейчас решаете лишь вы.

— А что если я решу проткнуть вас кинжалом?

— Если вы до сих пор этого не сделали, не сделаете и теперь. Вы призвали меня не потому, что я идеальный ваш преемник. Но именно за тем, чтобы попросить меня о великой милости. Вы завершаете все свои дела. Зачем? Отправиться в Черные горы и воспользоваться ключом?

Миджарх молчал.

— Сильнейший страх не пустит вас дальше границ вашего города. Гризай — это ваши покои, где вы укрываетесь одеялом из шкур ваших людей. Вы просидели здесь всю жизнь и хотите уснуть здесь навсегда. И никакие пытки не заставят вас покинуть город, прав ли я?

— Я вижу, что это ты дрожишь от нетерпения, — проговорил миджарх, — ты уже хочешь насладиться моей смертью.

— Нет. Смерть не приносит мне наслаждение. Совсем наоборот – я ненавижу смерть, она всегда уродлива. Я ценю лишь жизнь. Жизнь невероятно красива, горяча и сладостна. Даже если она полна страданий – страдания это приправы, это перец что ваш Бесита сыплет на чудесное вкусное мясо, чтобы немного испортить его, ведь в поиске вкуса и есть смысл блюда, не так ли? Мы страдаем и жалеем себя, чтобы найти вкус жизни, найти тот свежий ветер весны, что несет перемены и рассвет надежды. Это жизнь, это свобода, это человек!

— Но ты же убийца! – воскликнул миджарх, вскакивая с места. – И сейчас убьёшь меня, как и многих до меня и после!

— Люди живут словно крысы в перевернутой на бок бочке с дыркой на днище. Они заглядывают в дырку и видят свет, мир, еду, свободу. Они вздыхают и в своих мечтах жаждут проникнуть туда. Они даже могут сочинить стихи о свободе, сидя в своей темной бочке. О стремлении вырваться из ее прокисших недр. И вот появляется некто, кто одним ударом разбивает бочку. Крысы свободны! Но что это – они бросаются на своего освободителя, впиваются в горло, их глаза наливаются кровью. Они ненавидят его, они проклинают его за то, что он разрушил их уютный, смердящий родным дерьмом дом и самое дорогое — сладостные мечты о воле. Но ему все равно. Он делает это не ради них. И не ради себя, — Аспин приблизился к миджарху, — а потому что пока в мире остается еще хоть одна такая бочка – все мы крысы в ней. Не может быть свободы с одного края реки и не быть с другого. Перекрой поток и реке конец.

Предыдущая глава

Следующая глава