Лето разыгралось на славу, осыпав зеленью Синий замок. Замковые сады проснулись – клумбы и  фруктовые деревья цвели, дурманя всю округу крепким цветочным ароматом, фонтан бил чистыми струями сверкающей на солнце воды. Маленькая Маро с великим удовольствием играла в саду с Катлой, делая свои первые неуверенные шаги под сенью усыпанных белым цветом яблонь и слив.

Долина налилась изумрудно-зеленым цветом. Многочисленные берега разветвленной реки поросли высокими травами, в которых уже прятались птицы.

Черные горы в туманной дали севера не стали виднее, мутная дымка клубилась над ними независимо от времени года. Но люди, живущие здесь, уже привыкли не смотреть на север. Что было им в том севере? Один мрак, странный и пугающий. И лица их оборачивались на восток, к морю, из-за которого поднимался неизменный солнечный диск, яркий и лучистый, согревающий их землю.

Мох, облепивший стены замка, стал особенно ярким. Лазурь сменилась глубоким ультрамариновым цветом, окрасив стены в невероятно буйные краски. Лес тоже преобразился. Помимо синего мха, распустились в нем целые заросли колокольчиков. Деревья утопали в этом цветочном «море», в котором бродили животные, копошились птицы и насекомые. Лесная жизнь снова забурлила, пробудившись от холодной скупости зимы.

В один из таких чудесных солнечных дней по двору замка прокатился надрывный крик.

— Не надо! Хуги, отпусти! Ты мне челюсть сломаешь!

Рифис, Диран и Торан ворвались в казармы, выхватив ножи. В комнате было полно народу, все, забавляясь, наблюдали за происходящим у окна. Хуги крепко сдавил коленом Ралли, который сидел на стуле, постанывая и дрожа. В правой руке у него были зажаты клещи.

Ралли свирепо зарычал, дернулся и облегченно простонал.

— Ралли, неужели опять? – Диран досадливо сплюнул и вложил кинжал в ножны. – У тебя уже зубов-то не осталось, приятель. Твоя пасть стала похожа на рот той шлюхи из Портомаро, которая отлично обслуживала им всю таверну.

— Убирайся к вшивым псам! – прошамкал Ралли. Хуги торжествующе поднял клещи с выдернутым зубом. Присутствующие разразились смехом и овациями. – Спасибо, Хуги. Спасибо, мужик. Ты отлично все сделал. Мать честная, какое облегчение.

Нетрезвый Ралли, принявший достаточно браги перед этой процедурой, полез к Хуги обниматься. Рифис рассмеялась.

— Решил заняться медициной?

— И у него отлично получается, — прошепелявил Ралли, утирая кровь, сочившуюся изо рта. Он отхлебнул из кружки еще браги. – Так хорошо дерет, будто всю жизнь этим и занимался.

— Тогда будем именовать тебя войсковым лекарем, и к тебе моментально выстроится очередь, — Рифис обняла Хуги и поцеловала его в щеку. Тот чуть улыбнулся.

— Что ж ты теперь есть-то будешь? – недоумевал Диран, разглядывая дырявую в семи местах кровавую улыбку Ралли. – Будем теперь кормить тебя только одним брандахлыстом.

— Да он неплохо и на одной браге может протянуть, — усмехнулся Хуги.

— Слушай, Хуги, а ты, случаем, не разбираешься по части тех самых мест? – спросил негромко Диран, отводя его в сторону. – Тех, что не так далеко как ты думаешь?

— Что-то беспокоит?

— Как сказать, — замялся Диран, — мы тут все болеем-то одним и тем же. Зудит до смерти. Это все из-за Сейм, вероятно.

— Я всё слышу, паршивец, — отозвалась Сейм. Она стояла в проходе и наблюдала за Ралли, который все еще пытался остановить кровь. – И я-то ничем не болею. Средства надо знать. А вот про вас не знаю. Вы, видать, знатные мастера ублажать друг друга, вот и зудите постоянно, вшивые псы, — она вошла внутрь и отпихнула Дирана в сторону. — Кстати, есть новости. Валли все же выступит на запад. К Черным горам через Проклятые леса.

— Кого возьмет? – поинтересовалась Рифис.

— Стриго пока не сказал, но чувствую, что много народу Валли оставит в замке. Сейчас здесь нужна защита. Его проклятый младший брат постоянно мутит воду.

Хуги помрачнел. Он обнял Рифис, словно ей приказали выступать немедленно.

— Как скажет, так и поступим, — вздохнула Рифис.

Хуги кивнул. Расставания с Рифис всего на несколько дней приносили ему почти физическую боль. А отправить ее на край земли в самое опасное место в Вердамане? Ну уж нет.

Он нахмурился, вспомнив, как пару недель назад решился, наконец, поговорить с Джокулом о медальонах. Они провели вечер и ночь, обсуждая круглые ключи, отверстие и невидимую дверь в скале. Закончилось все тем, что Хуги отдал свои медальоны Джокулу. Тот пришел тогда в сильное возбуждение, выезжал куда-то на своей Доттир, его сутками не было в замке. Всего у него было теперь пять медальонов-ключей. Видимо, нынче как никогда сильно было его желание отправиться к той двери и отпереть, наконец, Черные горы. И если он вдруг вздумает оставить Хуги в замке и забрать Рифис, то стоило напомнить ему, что часть медальонов нашел Хуги, а значит, имеет право ехать.

— Итак, выезжаем через неделю, — объявил Джокул собравшимся капитанам. — Стриго огласит состав, сопровождающий меня. Остальные останутся в замке. За хозяйственную часть и рабочих отвечать остается Декстер, местный голова. За главного у вас — Торан, капитан гарнизона. Ему подчиняются все прочие. Порядок несения службы вам уже растолкован и должен соблюдаться неукоснительно. Катлу Орлатур вне замка должен обязательно сопровождать отряд. В замок впускать можно только тех, кто занесен в особые списки Торана и Декстера. Так же есть список тех, кого при обнаружении следует немедленно выпроводить с моих земель. И, конечно, мои посмертные распоряжения мною подписаны и скреплены печатью.

Стриго встал и развернул свиток. Он начал зачитывать имена капитанов с указанием числа людей, которых они должны были взять с собой. Сейм и Рифис входили в этот список. Так же прозвучало имя Дирана. Когда Стриго закончил, он так и не упомянул имя Карла.

Рифис помрачнела. Значит и Хуги не едет. Сердце ее упало – расставание их будет не из легких. Они только начали узнавать друг друга, привыкать друг к другу, как вдруг им придется попрощаться на несколько лет… Но Стриго вдруг прочистил горло и продолжил:

— Приписано: Хуги Миркур едет в составе отряда Сейм.

— Поздравляю, — усмехнулась Сейм, ткнув Рифис локтем в бок. — Твой дружочек едет с нами. Смотри, как взбесился Карл! Во зыркает-то. Красота.

Она довольно подбоченилась, скрестив руки на груди. Рифис же не терпелось сообщить Хуги радостную весть. Поход предстоял невероятно длительный. Исход его — неясный. Что могло быть вдохновеннее и увлекательнее путешествия вместе с Джеки Валли? На поиски приключений через пустыни, где шныряют крупные шайки головорезов, болота, где сквозь тучи огромных комаров нужно продираться по узким тропам, и проклятый лес, полный неведомых жутких тварей? Преодолеть Черные горы и первыми узнать, что же скрывается за ними, что засело за их твердокаменными утесами? Что ж — отлично. Именно то, что нужно.

Хуги и впрямь был обрадован. Был он так же и сильно взволнован, ибо ни разу в жизни не покидал гризаманских границ, и столь дальний путь ошеломлял и озадачивал его. Казалось, будто на это путешествие уйдет вся жизнь – поездка на другой конец земли представлялась ему совершенно бесконечной. И это пугало его, но в то же время столь удивительное странствие манило и захватывало его воображение. Поэтому Хуги бросился собираться немедленно и всю неделю до выезда по сто раз проверял снаряжение, перешивал ремни, заменял фляги, точил оружие, осматривал коня и амуницию.

Джокул же накануне отъезда отправился в Речище. Он проехался по деревне, обследовав каждый ее уголок. Еще раз оценил новые ворота и невысокие деревянные стены. Испрашивать в миджархии разрешения на постройку стен повыше он не стал, но сейчас жалел об этом. Было бы спокойнее оставить город более защищенным.

Жители были рады видеть своего господина. Его окружили и начали наперебой горланить кто во что горазд. Джокул мало что понял из людского гомона. Кто-то желал ему здоровья, многие сетовали на строгого управляющего Декстера Мано, который тщательно высчитывал налоговые доли и следил за крестьянами. Большинство просило на что-то разрешение. Джокул в ответ объявил, что доверил Декстеру и Торану говорить от его имени, и народ вправе требовать с них решения своих проблем, которые будут справедливо рассмотрены.

С трудом он выбрался из толпы и поскакал к деревенскому храму. Старого Блиндура он нашел в задней комнатке, старик спал на стуле, уронив на пол книгу. На столе заплыли свечи. Там же стояли скудные остатки ячменного супа и валялись обкусанные хлебные корки.

Джокул сел рядом и осторожно тронул священника за рукав. Блиндур открыл глаза и вздрогнул, увидав перед собой Джокула.

— Ах, это ты, маленький лорд.

— Ты никогда не перестанешь считать меня маленьким, Блиндур, — рассмеялся Джокул.

— Ты – дитя, — старик прищурившись всматривался в его лицо, — вечное дитя. Ты так молод, но в душе еще моложе. Ты замер в своем юношестве, милорд.

— Но ведь здесь нет ничего дурного.

— Это опасно, юный лорд. Мир – дряхлый, ворчливый и жестокий старец, который беспощаден и несправедлив к молодости. Молодость стремятся прожить поскорее, ее стесняются и клянут на чем свет стоит. Ставят в укор, смеются и презирают ее. Меня печалит это, но и за тебя, милорд, мне тревожно.

— Ты ведь сам осуждаешь многие мои решения, светлый брат. Ты называл их незрелыми и поспешными.

— Как я и говорил, — рассмеялся Блиндур, — я старец, который клянет порывистость молодости. Слушая меня, не думай, что все, что я говорю — истина. В моем ворчании сокрыто волнение за тебя, молодой лорд. Я боюсь тебя – молодого и сильного, как и все старцы боятся юнцов. Боятся и не понимают. И мне трудно понять, что у тебя на уме, но сердцем я чувствую в тебе добро, жажду жизни и созидания. Твоя звезда горит в тебе.

— Звезды на небе, Блиндур, — вздохнул Джокул. – Я же обычный солдат с обычными грязными руками и ногами. Что же звездного ты видишь во мне?

— Ты живешь в миру, дитя. Для мирского человека грязные руки нормальны и обыденны. Но не стоит забывать о своей звездной сути. Твоя душа – твоя звезда. Заботься о ней.

— Ты – священник, Блиндур. У тебя есть время размышлять и мудрствовать, заботясь о звездах.

— Ты – не священник. Но чем ты отличаешься от меня? Ты такое же звездное дитя с далеких небес, которое жаждет вернуться домой. Размышлять о душе дано нам всем – и священникам, и мирянам. Нам всем надлежит бороться с демоническим злом в мире и внутри нас. Со слабой волей, грешными мыслями и страстями. Это и есть забота о душе. Лелея и очищая ее, ты готовишь ее к встрече с создателем в вечной Бездне.

Джокул подобрался к Блиндуру, встал на колени у его стула и обнял старика.

— Блиндур, в заботах о своей душе можно так запустить себя настоящего, что потом приходится горько сожалеть о содеянном и утраченных впустую годах.

— Твоя душа и есть ты настоящий, — Блиндур погладил его по голове дрожащей морщинистой рукой. – Ты славный мальчик, милорд, но легко хватая звезды с неба, рискуешь так же легко и быстро все потерять.

— Блиндур, ты целыми днями проводишь в молитвах, целуя свои кандалы священнического образа жизни. Ты только и делаешь, что обращаешься мыслями к богам. Жаждешь, чтобы они услышали тебя. Но слышит ли кто-нибудь? Что если Бездны не существует? Что если и звезды – лишь искры в небе? Думал ли ты об этом?

— Думал, милорд. Все мы думаем об этом хотя бы раз. Сомнения это неплохо, они помогают нам выбирать свой путь. Если кто-то избирает путь поиска – он не встает на путь зла. Но эта дорога часто ведет к гибели тела и души. Она непредсказуема, она шатка и ненадежна.

— Да все дороги ведут к этому, — улыбнулся Джокул. – Куда ни сворачивай – в конце любого пути погибнешь.

— И попадаешь в звездные леса, или не попадаешь, — ответил с улыбкой Блиндур. Джокул закрыл глаза и вздохнул.

— Я боюсь смерти, Блиндур.

— Все боятся. Даже священники. Все трепещут перед лицом Бездны.

— Я больше трепещу от того, что придется расстаться с жизнью. Вся эта яростная, бурливая кутерьма нравится мне. Полная противоречий, непостижимая и странная — моя жизнь дорога мне, Блиндур. И я хотел бы дышать вечно.

— Не можем мы вечно дышать, дитя. Воздух чудесен. Он вкусен и свеж. Но несет нам и гибель, изнашивая нашу грудь подобно мечу, истершему прекрасные ножны. Дети боятся смерти больше нас, старцев, но при этом упорно ищут ее. В этом весь ты, дитя противоречий.

— Ты называешь меня милым дитя, Блиндур, — усмехнулся Джокул, — но не такой уж невинный я молодой человек, каким ты меня рисуешь. За многое, чего ты не знаешь, ты осудил бы меня, а то и выгнал бы вон из своего храма, навеки прокляв.

— Будь грехи твои так страшны, душа была бы твоя изранена и осколки разбитой совести сочились бы ядом из твоих уст. Но я не чувствую в тебе зла. Твои грехи – это твои шаги. Ты совершил их, ступая по пути выбора. Этот путь, как я уже говорил, сложен и опасен, и может привести к смерти и вечному падению.

Джокул улыбнулся.

— Я всегда так любил послушать тебя, Блиндур.

— Слушать-то слушал, но не слышал, — проворчал старец, шутливо погрозив пальцем. – Как и прежде богохульничаешь, отвергаешь богов и Бездну. Сквернословишь, развратничаешь, хитришь. Маленький, дерзкий и бесстрашный лорд.

— Но ты все равно не проклинаешь меня.

— Зачем же мне проклинать тебя? Иди по своему пути. Я же буду молиться, чтобы череда твоих жизненных решений привела тебя лишь к просветлению и отречению от страстей. А значит и спасению твоей звездной сути. Я всегда молился за тебя. У тебя доброе сердце, но лукавый ум. Тебе будет нелегко, мальчик. Но таким ты сделал себя. Живи таким, но знай, что есть другой путь. И он всегда ждет тебя.

Блиндур поцеловал Джокула в лоб.

— В добрый путь, мой мальчик, — сказал старик, когда Джокул уже был у дверей.

— Как ты догадался, что я собираюсь уезжать? – обернулся Джокул.

— Давно, восемь или девять лет тому назад у нас с тобой состоялся точно такой же разговор. Ты уже не помнишь, но точь-в-точь были сказаны те же слова, что и сегодня. И после этого ты пропал на долгие года. Думаю, ты снова пускаешься в путь. И он будет еще более страшен и чудесен. Я сомневаюсь, что мне доведется дожить до следующей нашей встречи, маленький лорд.

— Я вернусь, Блиндур, и мы еще поговорим, — улыбаясь, ответил Джокул, — я скоро вернусь домой, вот увидишь. Я побываю на краю Бездны и расскажу тебе о ней всё.

Предыдущая глава

Следующая глава