Теплое солнечное утро трепетало обычной лесной суетой – щебетали птицы, колыхались травы и листва деревьев, что скрывали укромную поляну, поросшую еще сочной зеленью и крохотными белыми цветами. Ветер разносил листья, ароматно пахло чем-то пряным, терпким и сладостным, свежим, – так пахнет лес поутру, когда роса ложится на душистые травы, а животные обдирают кору с деревьев, высвобождая соки и летучее благоухание свежести древесины.

На поляне без привязи бродили две лошади – чубарый конь и гнедой мерин. Тут же неподалеку дымил костер, лежали вещи, одежда, а рядом с ними на импровизированном ложе спал Айло. Солнце щекотало его нос и озаряло сомкнутые веки, но он все не просыпался – слишком уж приятно было предаваться отдыху в душистой траве в окружении колышущегося леса. Он улыбался, пребывая на грани между пробуждением и сном. Уютно завернувшись в огромный теплый плащ Мориона, нагой Айло совсем не замечал, что лежит в одиночестве.

Вскоре он, все же, пошевелился и начал ощупывать свое ложе руками. Но Якко куда-то пропал. Легур сел и огляделся — он был один. Это почему-то не встревожило его. Якко не мог далеко уйти, разве что по нужде. Айло вновь зарылся в плащ и принялся ждать.

Ждать, однако, пришлось долго, и он снова уснул.

— Господин хирург, проснитесь! – услышал вдруг он голос над собой. – Вот это новости. Я не знал, что ты так любишь поспать.

Легур, щурясь, взглянул на Мориона. Тот стоял, заложив руки за спину, и смеялся.

— Уж полдень, господин доктор.

— Тысяча демонов, я все никак не могу выспаться, — пробормотал Айло, потирая лицо.

— Иногда я вот о чем размышляю, — продолжал Морион. – Сбежав без меня, о чем ты думал? Как бы ты выживал один? Что бы ел, что бы пил? Как бы добывал себе пропитание, ну как бы ты выжил? Мне так больно думать, что ты пропал бы в чаще, голодный и заблудший, обнимая свои книги.

Морион взмахнул рукой. Рядом с Легуром что-то громко шлепнулось наземь. Тот вздрогнул, но после усмехнулся – то была туша крупной пестрой птицы.

— Я, конечно, потратил на это дело около трех часов, но все же учти, что я не охотник.

Легур восхищенно оглядел его.

— Якко, ты безмерно хорош во всем, за что берешься.

Морион опустился подле него на колени.

— Приятно слышать, ведь теперь я взялся за тебя.

Он вывел из-за спины вторую руку и протянул доктору тигровую лилию. Прекрасный рыжий цветок источал сладкий аромат и осыпал пыльцой ладони Айло. Тот улыбнулся и посмотрел на Якко, который весело подмигнул ему и уселся рядом.

Айло бережно положил цветок рядом с собой и обнял Якко за шею, и так они замерли на некоторое время.

— Я сейчас же встаю, — пробормотал Легур. – Какой позор столько дрыхнуть!

— Не торопись. Спешить нам теперь совершенно некуда. И я же шутил, задирал тебя, — усмехнулся Морион. — Ты заслужил отдых. Ты должен спать, это необходимо твоему уставшему телу и разуму. Тем более, ночью ты был так занят, тысяча демонов!

— Ты тоже, но встал засветло.

— Невелико мучение, — покачал головой Якко. – Твои муки были в тысячи раз ужаснее.

Он заглянул за спину Айло и принялся целовать каждый его шрам. Их было множество – они бугрились по всей спине словно следы от чудовищных когтей какого-то монстра.

 

Они провели на этой поляне остаток дня. Легур сидел под деревом и читал увесистую книгу в роскошном посеребренном переплете. Морион лежал рядом и с аппетитом обгладывал птичью ляжку.

— Ну расскажи, что ж ты там читаешь?

— Тебе это будет неинтересно.

— Но мне уже интересно, — возразил Якко. – Иллюстрации прекрасны, никогда прежде не видел подобных. Расскажи мне, прошу.

Легур раздраженно что-то буркнул и уткнулся в книгу. Морион вытер о траву жирные пальцы и внезапно выхватил фолиант у него из рук. Он глянул на название.

— Это что, небуланский? – воскликнул он. – Ты читаешь небуланские медицинские книги?!

Айло покраснел и вырвал книгу обратно.

— И ты знаешь небуланский язык? – ахнул Якко. – Ты не перестаешь меня удивлять, с каждым разом раскрываешь все более неожиданные свои стороны!

— Знаю плохо. Я взял с собой словарь, — пробормотал Айло, поднимая из травы еще один увесистый том.

Якко хитро посмотрел на него.

— Ты же всегда говорил, что небуланцы алхимики и методы их прокляты демонами, — сказал он, вновь протянув руки к книге. — Их медицина на грани магии и они не чтут древних традиций врачевания…

— Я помню! – перебил его Айло. – Много чего говорил. Много разного бреда. Пребывая в плену и чужих, и собственных предубеждений, я отвергал знания как самый последний кретин. Оправдывал нелепыми религиозными доводами, какими-то страхами перед неизведанным и чужим опытом. Мои глаза и уши словно были замазаны дерьмом. Я был таким гордецом, таким важным господином – смешно! И стыдно мне. Людей-то я не спас, хотя, вероятно, мог бы. Для чего все это тогда? Вся эта возня, — он вздохнул. – Для чего ж мое призвание? Потакать безумным монархам, которые оценивают действительность через призму религиозных догматов ради красочных казней? Я хочу и плакать, и смеяться, и орать от бешенства. Я не врач – я посмешище и палач. Прав был капитан Малеспер, я не лечил, а казнил. Казнил своим неприятием, предубеждениями, дуростью. Строил из себя непонятно что, чтобы… доказать. Кому, что? Я идиот, Якко. Это я, я болен! Какое счастье, что я сам начал излечиваться. Столько лет был болен и не мог поставить сам себе диагноза, — он говорил и говорил. Морион слушал его, попутно разглядывая небуланский медицинский трактат. – И вот тебе мой диагноз – ограниченность, узость взглядов, глупость, зашоренность, скованность в плену предрассудков. И вот мое лекарство, — он указал на книгу.

— Но где ты ее раздобыл?

— Это было нелегко. И стоила она неприлично дорого. Но это не особенно заботило меня. Я был вне себя от счастья, заполучив ее, и заплатил бы и больше, если бы понадобилось. Мне везли ее через Бейге.

Морион вернул ему книгу и бережно перелистнул на то место, где остановился Айло.

— Не кори себя, мое серебряное сердце. Хватит себя ругать – уж это точно не излечит тебя.

— Ты прав, — скупо обронил Айло, раскрывая словарь.

— Позволь предложить кое-что, — Якко взял его за руку. – Если уж ты открыл для себя и принял небуланскую медицину, то… может, туда нам и отправиться? Для тебя там море возможностей.

— Нет, — решительно ответил доктор. – Я отправился на поиски этого проклятого Черного носорога и я найду его. Эти вездесущие голуби, подлый Экстер – мне не выкинуть этого из головы, да я и не имею права отпустить и забыть это. С моего попустительства случилось много скверного в городе, который был моим пациентом столько времени. Мы обследуем каждый уголок этого леса близ Азурита, пока не поймем, как он связан с голубями, Экстером и ядом.

Морион улыбнулся и промолчал. Он откинулся на траву и, закусив соломинку, принялся изучать словарь. Так они и просидели до вечера. И на следующее утро, встав пораньше, двинулись в путь.

 

Добравшись до стремительной речки, пересекающей их маршрут, они становились напоить лошадей. Оставалось несколько часов пути до леса близ Азурита, но они не спешили, растягивая свое путешествие как только возможно. Оба уселись на берегу и принялись кидать в воду камни.

— Якко, бывает ли с тобой такое, что ты чувствуешь некую боль, словно… словно руку твою давно уж отняли, но она все болит? Ее уж нет давно, а боль осталась, и словно призрак она преследует и заставляет мучиться бессилием и виной за то, что ты не в силах помочь, излечить ее.

Морион удивленно воззрился на Легура.

— Я не чувствую ни бессилия, ни боли. Сейчас мне вообще не хочется чувствовать что-либо кроме тебя, кроме любви и радости. Я хочу дышать с тобой одним воздухом, идти вперед, держа тебя за руку, а не предаваться тоскливым мукам, воспоминаниям и призрачным страданиям.

— А я вот чувствую. Боль… словно часть меня осталась в Гризае. И она страдает и плачет, не в силах бежать вслед за мной. Словно спасся я сам, но не спас остальных. Я ведь человек, который никому не желает зла. Почему же зло преследует меня? Почему я чувствую его за своей спиной? Чувствую всеми фибрами души. Почему люди не могут быть свободными? Столько веков нашему миру. Сотни лет летят быстро, словно стая ласточек проносится перед глазами. И миллионы людей страдают и гибнут так же быстро и часто, ведь со временем не меняется ничто – человечество замерло. Оно застыло как миллионы ледяных статуй, вцепившихся друг в друга в немой холодной ярости. Уж этот недуг общества мне точно не вылечить, Якко.

— Ты и не должен его лечить. Ах, если бы от ненависти было лекарство, ты спас бы весь мир! Ну а пока делай то, что в твоих силах. И перестань терзаться. В своих угрызениях и колебаниях ты теряешь свой хладнокровный ум. Твое горячее сердце его распаляет. Лучше отдай этот жар мне!

Легур посмотрел на него и улыбнулся.

— Он и так весь твой без остатка. Или ты его еще не почувствовал?

— Поверь мне, я все чувствую. Чувствую, как жизнь начинает пульсировать по твоим венам. Раньше ты был так скован и перетягивал эти вены ремнями стыда и страха. Теперь же стук твоего сердца слышен мне даже издали. Ты словно выбрался из бочки, полной крыс, и стал вновь человеком – живым, свободным, полным крови и любви.

Он убрал с шеи его волосы и жадно прильнул к ней губами.

— Якко, подожди, — Легур сжал его руку и отстранился. – Знаешь, я ведь до сих пор с трудом верю, что ты здесь со мной. И временами меня мучит страх, что ты заскучаешь и покинешь меня.

— Глупости.

— Нет. Я словно держу в ладонях звезду, что спустилась ко мне с неба. Она так горяча и ослепительна, что я боюсь не удержать ее, выронить из-за своей неловкости и бестолковости. Ты меня понимаешь?

— Да. Ох уж эти отголоски былой неуверенности!

— Я боюсь привязываться к тебе.

— Ну и зря. Я вот уже привязался. Поэтому ты так редко говоришь мне, что любишь меня? Последний раз ты говорил мне это, кажется… никогда.

— Разве?

— Ни разу не говорил.

— Хм. Мне казалось, было дело. Прости. Я… я люблю тебя, — пробурчал в сторону Айло.

Морион растянул рот в довольной улыбке и хитро прищурился.

— И давно?

— Давно. Ты доволен?

— Отчего же молчал?

— Не считал нужным объявлять это своему другу.

— А ты не заметил, что твой друг не гнушался признаваться тебе в своей любви? Что вы с ним частенько целовались, он хватал тебя за руки, а ты вовсе не был против, хохотал да веселился?

— Не передергивай. Вначале такого не было! Мы разъезжали вместе по окрестностям, шатались по кабакам и поместьям, мотались за город, брали с собой какой-то расфуфыренный сброд… Может, иногда я и находил это утомительным, но… все же тогда мне это нравилось! Я боялся все испортить. Да и не мог же я посреди веселой попойки грохнуться на одно колено и выпалить – дружище, я без ума от тебя, будь же моим?

— Но ведь я так и сделал… Помнишь тот случай в озере?

— Еще бы. Съездил с приятелем на озеро, называется. Помню я, как мы боролись в воде, и ты случайно зарядил мне в глаз, потом бросился жалеть и извиняться, а там заодно и выдал всю подноготную.

— По-твоему я все испортил?

— Не испортил, но подтолкнул к концу, — усмехнулся Айло. – Глупо было бы тебя винить – прежней неловкой дружбе нашей и так был конец. Ты же, в итоге, и обогатил ее. Сделал чем-то большим, сейчас я это чувствую. Ты мой лучший друг, Якко, и ты же любовь моя. Какое это потрясающее чувство…

— Согласен. Сейчас. Но тогда я определенно все испортил. Тебе было так неловко. И ты толком ничего не ответил на мое признание. Я видел, что тебе нравится мое внимание, но ты так странно помалкивал…

— Знаешь ли, я заглушал в себе чувства как только мог, — проворчал Айло. – Ты был таким болваном, мне было стыдно за тебя и за себя, что меня влечет к такому разнузданному паршивцу как ты. Ведь ты, оказывая мне всевозможные знаки внимания, не только крутил романы прямо перед моим носом, ты еще и рассказывал мне в красках о своих подвигах.

— Я думал, ты будешь изнемогать от ревности.

— Я изнемогал.

— Ты говорил «угу» и «хмм»!

— Под этим я подразумевал, что мне охота разбить тебе лицо.

— Что вообще влекло тебя ко мне? По твоим словам выходит, я был самым настоящим паскудником.

Айло рассмеялся.

— Был. В тебе так кипела жизнь. Ты поражал меня своей страстью, пылкостью, уверенностью и бесстрашием. При этом ты остроумен, талантлив и искусен. Бурлив, неутомим… И, в конце концов, ты был так горяч, что практически поджег мою одежду, и я горел и не мог потушить себя. Я так боялся тебя, думал, сожжешь меня ты совсем, и я потеряю сам себя, и стану опустошенным, сгоревшим ничтожеством с выжженными твоей страстью чувствами.

— Айло!..

— К тому же, я считал, что недостаточно хорош для тебя. И что это все равно долго не продлится.

Якко фыркнул.

— Вначале я тоже тебя побаивался. Я дорожил нашей дружбой, но больше уж не мог сдерживаться. Мой приятель был со всеми столь бесстрастен и суров, сумрачен, занят, вечно по локоть в крови. Экая важная птица. И впрямь ведь птица – нацепишь свой клюв и летишь во главе врачей и изуверов в желтом на очередную свою зачистку. Все так шептались о тебе – достойный преемник своего отца, такой талантливый врач и такой гордец! Но со мной ты был другим. Настоящим. Я так ценил это, — Морион подобрался к Айло и крепко стиснул его. – Ты был так весел и отзывчив, мягок и добр. Ты такой хрупкий и в то же время словно сделан из стали. Тогда ты словно сжимался весь изнутри. Мне хотелось разгладить эту скованность и показать тебе ключ к свободе. И я пытался дарить тебе всю свою нежность.

— Мне иногда казалось, ты издеваешься. Зачастую ты знатно перебарщивал. И эта твоя «нежность»… ты просто нагло соблазнял меня.

— Ты стал моей навязчивой идеей, — развел руками Якко, — я уже не мог остановиться. Да, я просто атаковал тебя. И когда всё случилось, я был вне себя от счастья. Но ты был так сложен, и когда ты вновь оттолкнул меня – я никак не мог понять почему. Ведь я чувствовал, что ты вспыхнул весь изнутри, словно ветер раздул давно потухший камин, и пламя ярко загорелось в его черной глубине.

Доктор усмехнулся.

— О да, загорелось. Я сам чуть не сгорел. Да я просто обезумел! Наутро я еле помнил, как меня зовут. И мне больше ничего и не хотелось кроме тебя, не хотелось расставаться, уходить и скрываться, прятаться, ждать ночи, укромного угла… Ты оглушил меня. Это было слишком. Меня посещали страшные мысли – ах если бы весь мир знал о нас, если бы он принял нас, могли бы мы никогда не расставаться и жить свободно… вот бы любить честно и открыто, не стыдно, не под покровом ночи. Но все это конечно было невозможно. И я боялся потерять свою прежнюю жизнь. Да, это так, я испугался. Когда я протрезвел от тебя, до меня дошло – все изначально складывалось паршиво, любой исход был неудачен. Мы больше не могли быть друзьями как прежде, но и быть вечными тайными любовниками – к чему это приведет? Что же дальше? Я корил себя за то, что не сдержался. Это был конец. Я не мог! Не мог как ни в чем ни бывало водить с тобой дружбу, словно ничего не было. Провести черту между любовью и дружбой – остаться друзьями и наблюдать как ты тащишь к себе кого ни попадя… нет уж, спасибо. Не мог я и бегать по ночам в твою спальню как наложник. У меня было достаточно самоуважения, чтобы выкинуть эту мысль из головы раз и навсегда. Мне не хотелось быть одной из этих твоих «побед». И я порвал с тобой. А ты повел себя как идиот. Сколько чуши ты мне наговорил! Как ты преследовал меня! Мне было так страшно, что кто-то мог увидеть нас, заметить, как ты шляешься за мной по пятам, караулишь по углам и хватаешь за руки. Ты засыпал цветами лазарет! Мне кое-как хватило фантазии сочинить историю о благодарной пациентке, и то еще три месяца все шептались и посмеивались, гадая, кто бы это мог быть. Последствия всего этого могли быть плачевными. Я решил, что поступил правильно, с тобой лучше не связываться, и с тех пор вообще избегал и сторонился тебя.

— Да, я был таким болваном, это совершенно справедливо, — задумчиво протянул Якко. – Я ничего не мог понять, я был уязвлен, раздосадован. Мне было больно и обида грызла меня. Я был смешон и жалок, прости меня… Погоди. Но как же твой обожаемый Бонвенон? Ты говорил, что любил его. Выходит не только я один был в твоем сердце.

— А что Бонвенон? Я сожалел о его смерти, но как сейчас понимаю – мне было скорее просто досадно, что он умер. Я эгоистично думал — как жаль, что я лишился его общества. Как если бы он внезапно уехал из города. Меня не топило чувство неописуемого горя и тоски по утраченной любви. Скорее я ощутил скуку и сильную досаду. Он был веселым. Любил ли я его? Пожалуй. Но та любовь сравнима с небольшой теплой ванной, в которую погружаешься после трудного дня, чтобы отдохнуть и расслабиться. Этим я с ним и занимался. Но ты… ты — океан, и я тону в тебе, и мне страшно, ведь мне уже не выбраться.

Морион лежал на песке и довольно улыбался, глядя в спину Айло.

— Не бойся, — торжественно проговорил он, театрально воздев руку. – Нам обоим уже не спастись. Мы утонули оба. И я рад этому – выбраться на сушу в тот удушающий мир я не могу и не имею ни малейшего желания. Тот мир не мой, не наш. Он опасен и чужд, хоть и прекрасен. И я устал жить по тем правилам.

Айло лишь молча кивнул, раздраженно выдохнув.

Они провели на берегу реки два дня. Доктор все читал свою книгу, иногда сердито и удивленно восклицая. Он постоянно воздевал руки к небу и призывал всех богов в свидетели своей глупости. Якко же предпочитал ему не мешать. Сначала он забрался в реку и долго намывал лошадей, после чего бродил по окрестностям и в зарослях у берега умудрился поймать большущую змею. Он отсек ей голову, освежевал, удалил внутренности, прочистил брюхо. Затем просолил, завернул в большие плотные листья и сунул в угли.

— Я словно истинный крассаражец, — проговорил он себе под нос, усмехнувшись. – Но тысяча демонов! Змеи удивительно вкусны.

Он готовил с большим удовольствием. Перебирал материалы, формируя и создавая из них нечто совершенное. Он сидел босой на земле, скрестив ноги, и ловко орудовал ножом. Он чувствовал себя умелым человеком, способным работать руками, творить что-то определенное, радующее душу и утробу. Он оглядел свои перемазанные змеиной кровью и золой ладони – они понравились ему. Они не были белы и не пахли розовым маслом – но пахли горечью костра. И руки эти могли столь многое. Он вспомнил, что в свое время выучился самым разнообразным умениям – и всё позабыл. Беспутство притупило мой разум, заволокло память… подумал Якко.

Айло был удивлен и долго не решался попробовать блюдо на вкус, подозрительно рассматривая волокна пропеченной плоти. Однако видя, как Морион упоенно уписывает поджаристое змеиное мясо, все же проглотил крошечный кусок. Вскоре он не отставал от Якко и вдвоем они прикончили всю тушку. Айло с восторгом провозгласил Мориона победителем змея и героем Гризамана.

— Я буду вечно лобзать ваши стопы, мой повелитель! – кричал он хохочущему Мориону, хватая его за лодыжки. – Ваш подвиг восславят на века! Так вкусно зажарить змею может лишь избранный герой.

 

Расстояние, которое они могли бы легко преодолеть за пару-тройку суток, плелись они целую неделю. Намерено растягивая время, Якко и Айло петляли по окрестностям, пока, наконец, не добрались до северных владений Валлироев.

Очутившись в лесу близ Азурита, они принялись вспоминать прежний маршрут и искать красные отметки Легура, в тот раз изодравшего для этой цели свою рубаху.

То был кустистый лиственный лес. Черные стволы деревьев ярко разлиновывали насыщенное зеленое с желтыми подпалинами полотно чащи, усыпанной длинными лучами, которые прорывались сквозь густые шелестящие кроны и падали в темную траву.

Они боялись заблудиться, и Якко оставлял на деревьях зарубки, по которым они ориентировались. Им пришлось заночевать в лесу, так ничего и не найдя.

Но это был не тот дикий лес, где можно было незамеченными быстро затеряться в глуши и предаваться отдыху. Они не успели углубиться в глухую чащу и исследовали окрестности близ обжитых мест. И в ночной тиши к ним нагрянул крассаражский патрульный отряд.

Заслышав треск ветвей и фырканье коней, Якко вскочил, схватил свой хлыст и отошел от костра в темноту.

Легур спал, обняв свою книгу и подставив теплу костра свое лицо.

— Кто это здесь у нас? — удивленно проговорил Риде́то Мале́спер, подъезжая к их лагерю. — Что за диковина? По виду так не бродяга, не охотник, не крестьянин. Но и не путник дальней дороги. Скорее какой-то местный лордик.

Легур спал крепко. Треск костра все еще стоял в его ушах монотонной колыбельной песней леса.

— Ткни его древком, — предложил Ридето одному из своих девяти солдат. – Выясним, чего здесь вынюхивает этот тщедушный молодчик.

— Только тронь его, и я сорву с твоего лица ухмылку вместе с кожей, — раздался из темноты голос Якко.

— Ох ты, — хмыкнул Ридето, — кто это у нас здесь такой грозный? Покажись, бравый воин! Коли не трус. Угрожать из темноты каждый рад.

— Не трус, но и не дурак, — Якко медленно вышел на свет, сжимая в руке сверкающий металлом хлыст. — Раз уж вы наехали на наш лагерь вдесятером, разумнее отбиваться исподтишка.

— Отбиваться? Умерь пыл, парень, никто на вас не нападал. Но вы во владениях лорда Валлироя, без спроса и приглашения. А значит, я вынужден попросить вас убраться вон да побыстрее.

— И если я откажусь?

— Я буду настаивать.

— Поэтому я и приготовил для вас вот это, — Якко внушительно потряс хлыстом.

— Интересно, — Ридето потер ладонью подбородок, — и с каждым словом все интереснее. Чего вам, собственно, здесь надо, воинственный незнакомец?

— Джокул Валлирой наш друг, и он бы не был против нашего здесь присутствия.

— Друг, говоришь? В таком случае я жажду услышать ваши имена. Всех его друзей я выучил наперечет. Остальных он приказал вышвыривать со своих владений как поганых псов.

От громких голосов Легур пробудился, открыл глаза и сразу же вскочил, выронив книгу.

— В чем дело? Кто это? — он всматривался в группу всадников, спросонья не понимая, кто перед ним. — Господа, мы лишь мирные путники! У нас нет ни денег, ни ценностей!

Однако вскоре он узнал Малеспера. Он замолчал и густо покраснел.

— Постой-ка, — Ридето указал на него пальцем, — я узнаю твой голос. Ты… да-да! Что за встреча! Кого к нам занесло — господин врач. Птичья морда, гнусный поджигатель. Очевидно в опале, один в лесу, в компании лишь своего лакея. Грустная картина, сударь. Что, вытолкали с позором? Вляпались в какую-то грязь? Скверно вам, видимо, пришлось, господин врач-палач, — он усмехнулся. Айло молчал, уставившись в ноги его коня. – Что ж, как бы ни было грустно, глядя на вас, все же придется мне вышибить вас вон из леса.

Якко встал между ним и Айло.

— Ваш трофей, капитан, — он указал на лисью шкурку, свисающую с пояса Ридето. — Как жаль, что куцый.

Он молниеносно взмахнул хлыстом и мигом отсек лисий хвост, швырнув его наземь под копыта коня, с ржанием дернувшегося в сторону. Железный хлыст не тронул ни боков скакуна, ни его всадника, но испугал обоих.

— Якко, перестань! – вскричал Айло, схватившись за голову.

Ридето в гневе и изумлении воззрился на них. Он поднял руку, останавливая своих людей, тронувшихся с места в сторону Мориона.

— Нет, это вовсе не лакей. Это так же птица высокого полета. Итак, у нас два миджархийских дворянина в лесу близ Азурита. Я теряюсь в догадках, господа. Давайте вместе мирно подумаем над разрешением этой ситуации.

Легур медленно подошел к Якко и дотронулся до хлыста, опуская его вниз.

— Вы правы, капитан, — проговорил он, — так и поступим. Вот только ныне я больше не врач, не птичья морда. По своему собственному желанию. И я полностью согласен с вами, был я гнусен, таков и сейчас. Но поверьте — перед вами стоит отныне не палач, но человек, ступивший на иной путь. Он пока не найден мною, и я решил начать свой поиск здесь.

— Но почему именно здесь, тысяча крыс? — воскликнул Ридето.

— В этом лесу больше тайн, чем вам кажется, капитан. Я и сам не знаю, что ищу здесь. Но намереваюсь найти нечто. И не желаю никому вреда. Посему прошу вас — позвольте нам остаться.

— Вы сказали тогда, что вынуждены нести свою службу, выполнять свой долг. Теперь услышьте свое же изречение из моих уст. Я не могу вас отпустить — мой командир велел мне гнать всех, кто не вхож в особый список. И вас там нет, господин бывший главный целитель. С чего бы мне ему перечить? Вы, конечно, ужасно милы в своем раскаянии, но поверьте, это не остановит меня, когда придется схватить вас за пояс, перекинуть через седло и вышвырнуть из леса.

— Не вздумай, Малеспер, — тихо проговорил Якко, качая головой.

— Ну а вы еще интереснее. Да кто вы, десять тысяч крыс, такой?!

— Меня нет в списке, этого тебе должно хватить.

— Так и проваливай отсюда.

— Мы не двинемся с места.

Легур опасливо взглянул на Якко. Тот был спокоен и уверенно смотрел на капитана, который, в свою очередь, поглядывал на его хлыст, прекрасно зная, что владеющий таким оружием в совершенстве представляет собой крайне опасного противника. Якко был того же мнения. Одолеть десятерых он, конечно, не мог, но освежевать лицо капитана смог бы за один миг.

— Капитан Малеспер! — Легур примирительно поднял руки. — Предлагаю вам выход — мы останемся здесь, но вы можете приставить к нам своих людей, чтобы они следовали за нами и убедились в наших совершенно мирных намерениях.

— Господин бывший доктор, мне плевать мирные или нет ваши намерения. Вынюхивать здесь нечего. Разумеется, вы будете под конвоем. Охотиться вам нельзя. И срок вам неделя. Если вы сами не покинете лес за это время, мои люди просто-напросто застрелят вас как двух оленей. Но ведь вы же неглупый человек и закончите за неделю ваши таинственные дела вместе с вашим анонимным другом?

Легур выдохнул.

— О да, капитан. Благодарю вас за терпение и великодушие.

Ридето хмыкнул, оглядел обоих еще раз с ног до головы и отряд начал отходить во тьму леса.

 

Четыре дня трое крассаражцев таскались за ними по лесу. Сначала они следовали на некотором расстоянии, но уже спустя какое-то время Айло и Якко запросто сидели с ними вокруг костра, ели их пищу, пили жгучее пойло и слушали крассаражский гомон, прерываемый смехом. Солдаты были рады новым знакомым, новым ушам, которым пришлось несколько вечеров выслушивать истории об их невероятных приключениях со своим командиром Джеки Валли.

Якко нравился этот народ. В Гризле всегда жило много светловолосых южан. Они были бойкими, смелыми и легкими на подъем. Они любили следовать за избранным лидером и были замечательными наемниками, известными своей преданностью. Уж если крассаражский солдат уважал своего командира, он, не задумываясь, пожертвовал бы жизнью ради него. Джеки Валли же, похоже, был для них кем-то совершенно особенным, каждый из них почитал его чуть ли не за своего родича.

Легур с интересом слушал солдатские истории, дивясь прыти старшего Валлироя. Он мало знал о нем и считал его довольно сумасбродным типом.

Якко же постоянно отлучался в лес. Кто-то мог подумать, что он мучился животом, что было обычным делом среди военных, но хитрый Якко, не переставая, до самой темноты обследовал окрестности. И его маневр увенчался успехом — он нашел грязный, растрепанный лоскут красной ткани, повязанный на куст шиповника.

Под утро, лишь только рассвело, Якко растолкал Легура и они потихоньку покинули лагерь, оставив коней и некоторые свои пожитки солдатам. Якко даже радовался, что они повстречали отряд — ему до слез было бы жаль бросать любимого Блистающего Вечера на произвол судьбы в глухой чаще.

Легур намеревался прихватить с собой котелок и прочую посуду, но Якко зашипел на него: ты коня еще с собой возьми! Они ушли налегке, прихватив лишь плащи, немного еды, вино, оружие, кресало и веревку.

— Когда мы спустимся туда, у нас будет лишь два пути, — бормотал Якко, когда они быстро пробирались по лесу, отыскивая лоскуты. — Если там то, что мы ищем, то назад дороги нам нет. Мы спустимся под землю считай что в могилу, Айло. Мы пойдем до конца, как ты этого хочешь. Это наш последний рубеж, как ни печально мне это осознавать.

— Второй путь, я так понимаю, с позором вернуться обратно в лагерь и лечь спать как ни в чем ни бывало? — осведомился Айло.

— Вроде того.

Они надолго замолчали. Сырой утренний лес был тихим и сонным. Лишь где-то вдали надрывалась гулким маятником кукушка, словно отмеряя своим кличем их последние мгновения, проведенные на поверхности земли.

Они отыскали лаз довольно быстро. Легур опустился на поваленное бревно и задумчиво смотрел, как Якко отламывал крышу над отверстием. Он повязал веревку вокруг дерева, сбросил ее второй конец в металлический лаз, и она тихо скользнула в темноту. Якко ухватился за веревку и сильно дернул, проверяя надежность узла.

Он посмотрел на Айло, взволнованно топтавшегося рядом. Доктор снял свои длинные одежды и остался в ржавого цвета штанах да красной рубахе, подпоясанной ремнем, на котором была лишь маленькая сумка с лекарствами и его неизменный кинжал с серебряной рукоятью.

— Пояс тоже сними, — сказал Морион. — Сбросишь мне все вещи.

— Послушай, Якко, если вдруг там внизу… — начал Легур и запнулся, облизнув губы.

Тот вздохнул и улыбнулся. Он обнял Айло и посмотрел ему в глаза.

— Что бы там ни было, я готов встретиться лицом к лицу уже с чем угодно.

Он в нетерпении потер руки и начал бодро спускаться вниз. Легур с тревогой смотрел, как Мориона окутывает мрак подземелья и как исчезает в темноте его прекрасный веселый лик.

— Якко! Ну что там?

— Здесь поворот, — гулко донесся до него голос. — Вещи сбросишь и сразу полезай следом — протолкнешь их ногами.

Легур навис над отверстием и напряженно вслушивался в шорохи и скрежет. Тяжелое дыхание Мориона становилось все тише, его движения все бесшумнее.

В конце концов, наступила тишина.

— Якко! — встревоженно закричал Легур в темноту.

— Всё в порядке, — донесся до него еле слышный голос. — Сбрасывай вещи и полезай следом.

Вниз полетели их пожитки, гулко ухнув о металлическую трубу. В отличие от плечистого Мориона худой как тростинка Айло пролезал гораздо легче и быстрее.

И спустя совсем недолгое время к ногам Якко выскользнули их вещи, а следом вывалился и Айло.

Вытоптанная ими полянка в лесу опустела. Утро уже проснулось, лес отряхивался от туманной дремы и жизнь под ясным небом безмятежно продолжалась. Кукушка замолчала.

 

Кругом была плотная густая темнота. Морион взял Легура за руку и сделал пару шагов вперед, ощупывая пространство вокруг себя.

Пол был ровным и гладким, они легко продвигались, не встречая препятствий. Внезапно Якко вскрикнул — где-то в пятнадцати шагах от них на уровне их лиц мерцали круглые синие огоньки, похожие на немигающие демонические глаза, уставившиеся на них из мрака. Они осторожно двинулись им навстречу и когда приблизились, то Легур в ужасе пробормотал:

— Синий огонь. Не тронь!

Он перехватил руку Якко, который хотел дотронуться до круглого огонька.

— Но глянь, он же за стеклом, — Морион осторожно коснулся указательным пальцем круга и внезапно их окутал свет. Мягко, но быстро помещение ярко озарилось свечением. Оба они вскрикнули и закрыли лица руками, бросившись на пол.

— Айло, ты только посмотри!

Доктор осторожно открыл глаза. Он увидел, что Морион стоит посреди большой, но скудно обставленной комнаты.

Свет лился отовсюду — не было ни свечей, ни каминов. Было просто светло, словно лучи солнца падали из щелей по периметру потолка. Морион ходил по помещению, ошарашенно оглядывая и ощупывая гладкие серые стены, странную простецкую мебель, каменный чистый пол. Лаз, откуда они появились здесь, представлял собой изогнутую трубу в углу комнаты. Недалеко от нее располагался стул и маленький стол на двух мощных металлических ножках, на котором были начертаны какие-то слова на незнакомом языке. В стене виднелась горизонтальная дверца на уровне лица. Любопытный Морион принялся изучать и ее. Он слегка ударил по ней, и та отворилась. Чем-то шурша, Морион начал вываливать на стол странные сверкающие свертки. Он разрывал их и высыпал какие-то вкусно пахнущие комочки себе на ладонь.

— Это еда! В серебряной бумаге еда, Айло. Боже великий, как же вкусно. Попробуй же!

Он с большим аппетитом чем-то захрустел. Легур с открытым ртом взирал на него, не в силах отругать и остановить его. Как бы то ни было, на яд это совершенно не походило и пахло сушеными фруктами.

Айло повернулся к синим огням. Он нажал на второй кружок и тут же раздалось тихое жужжание. Они в страхе отпрянули, глядя как из стены выдвинулась металлическая пластина и, опустившись вниз, явила взору обыкновенную кровать, строго заправленную серым шерстяным покрывалом. Легур вновь нажал на круг, надеясь вернуть все как было, но вместо этого рядом выдвинулась еще одна кровать. Он нажал в третий раз и тут же из стены появилось третье ложе.

— Боги! Это удивительно! — Морион завалился на постель и с наслаждением набил рот розовыми хрустящими комочками. — Что это за место? Это чистая магия, Айло!

Легур молча озирался по сторонам и настороженно прислушивался. Якко же был в восторге, глаза его сверкали. Он продолжал жевать, разрывая очередной сверток, в котором было нечто, напоминающее сухой хлеб.

Он просыпал на себя крошки и стряхнул их на пол. Тотчас из угла раздался приглушенный гул, и на середину комнаты выкатился странный металлический предмет. Он проехался по крошкам от хлеба, собрал их и вернулся на место. Айло и Якко стояли на кроватях, выхватив кинжалы и тяжело дыша. Якко восхищенно воскликнул:

— Оно похоже на рыцарский шлем! Оживший шлем, пожирающий хлеб.

— Хорошо, если он не пожирает людей.

— Маловат будет.

Якко мужественно спрыгнул на пол, но предмет в углу не пошевелился. Он кинул в его сторону кусочек хлеба и «шлем» моментально поглотил его.

— Оно ест хлеб! Оно живое! Стальное создание, наделенное жизнью!

Легур слез с кровати, и, недоверчиво глядя на металлического пожирателя хлеба, которого Морион принялся усердно кормить, вновь подошел к синим огням. Он нажал на третий круг, и к его изумлению стена перед ним разверзлась — то была дверь.

За дверью темнел коридор. Легур осторожно выглянул из комнаты, все еще крепко сжимая кинжал.

Вправо и влево тянулся бесконечно длинный тоннель, снизу подсвеченный мягким голубым сиянием, убегающим куда-то в темную даль.

— Полагаю, мы попали прямиком в Бездну, — с восторгом провозгласил Якко. Он бестрепетно вышел из комнаты, прижимая к груди металлического «хлебоеда», и с любопытством огляделся.

— Куда же нам свернуть?

Глаза его сияли решимостью и живейшим интересом. Казалось, говоря о Бездне, он был восторжен и невозмутим, как и прежде, не ощущая ни опасений, ни беспокойства. Айло же выглядел встревоженным и мрачным. Он возвратился в комнату и присел на кровать. Якко опустился рядом.

— Вот я ступил на путь, который искал. И мне страшно. И я стыжусь этого, — пробурчал Айло.

— Каждый из нас испытывает страх перед чем-либо, — тихо ответил Морион.  – Для меня гораздо страшнее возвращаться назад. Уж лучше идти тропой вечной тьмы с тобою вместе, чем изнывать под лучами солнца в вечной борьбе за право самостоятельно распоряжаться своей душой и телом.

Айло угукнул и кивнул.

— Ты постоянно себя грызешь, клянешь и стыдишь! — продолжал Якко. — Но знаешь, ведь только идиот ничего не боится. После нашего побега все твои чувства обострились, и мне кажется, ты просто еще не привык к этому.

Айло усмехнулся и снова кивнул.

— Самым сложным будет привыкнуть к тому, что Якко Морион стал врачевателем моих душевных ран.

Он пожал ему руку, вздохнул и встал с кровати.

— Что ж. Раз уж ты так высоко оценил эту еду, возьмем с собой все что сумеем.

И Айло принялся набивать сумку сверкающими свертками из шкафа.

 

Предыдущая глава

Следующая глава